Бросаю взгляд на часы. Начало первого. Ехать до парома минут сорок; при интенсивном движении – больше. Меня словно ударяют в грудь. Мой отец уходит из нашего мира; мой отец почти ушел. И когда он уйдет, когда я буду стоять на причале и смотреть на отплывающий паром, я останусь последним из нашей семьи. Все воспоминания о событиях прошлого будут моими, и больше ничьими.

– Дай нам еще несколько минут, – говорю я стажеру.

Но он продолжает стоять с упрямством заборного столба. От меня сейчас можно ждать чего угодно, вплоть до того, что я наброшусь на парня с кулаками. Положение спасает отец. Понимая мое состояние, он поворачивается к стажеру и протягивает руку:

– Давайте знакомиться. Я – Малкольм Беннет.

Эти слова повергают парня в шок. Выходит, он не знал, за кем мы едем. Пока они пожимают руки, глаза моего подопечного мечутся. Он попеременно смотрит на нас, затем мямлит:

– Так вы…

– Совершенно верно. А вы, как вижу, работаете с моим сыном.

– Да, сэр. Я – его стажер.

– Вам повезло. А звать вас как?

– Ой, простите. Забыл представиться. Джейсон Ким.

– Спасибо, мистер Ким, что напомнили нам о времени. А то мы углубились в воспоминания и совсем позабыли о нем.

– Вот-вот. – Мой подопечный тяжело сглатывает. – В смысле, так оно и есть.

– Отлично.

Отец обезоруживающе улыбается парню. Его улыбка – как луч прожектора, направленного в лицо стажера. Я сразу понимаю его замысел. Кто-то должен взять все в свои руки и сделать так, чтобы мы оказались в машине. Я сейчас не способен на это. Еще немного, и я уронил бы себя в глазах коллеги, который моложе меня на двадцать лет. Этого отец допустить никак не может и приходит мне на выручку. Очень трогательно и очень грустно.

Продолжая улыбаться, отец поворачивается ко мне:

– Спасибо, Проктор, что уважил старика. Приятно было вот так поговорить.

Я могу лишь кивнуть.

– Ну что? – Отец растирает ладони, словно они озябли. – Поехали?

Мы с отцом едем на заднем сиденье. Таков протокол: паромщик ни на мгновение не оставляет ретайра своим вниманием, хотя я сделал бы это и без протокола. На дорогах почти пусто, словно мир понимает всю серьезность нашей миссии и создает нам наилучшие условия для проезда. Мое сердце успокаивается. Отец смотрит в окно. Мне кажется, что он прощается с миром. Разумеется, на время, поскольку он снова увидит этот мир юными, жадными до впечатлений глазами. Он сидит, изящно скрестив ноги, стараясь не помять идеально отглаженных брюк. Руки перестали нервно двигаться и спокойно лежат на коленях. Время от времени он делает глоток воды из бутылочки (мы всегда держим в машине запас воды), и это единственные его движения.

Со стороны моря наползают облака, делая солнечный свет не таким резким и убирая все тени. Мы въезжаем в город. Приходится снизить скорость, но, если не случится чего-либо из ряда вон выходящего, мы доберемся вовремя. Нас окружают здания: жилые, административные, торговые комплексы. Появляются пешеходы. Кто-то одет по-деловому и спешит туда, где ему надо быть. Кто-то выбрался на пробежку и наслаждается согласованными движениями ног и рук, отирая пот с лица. На автобусной остановке мы видим стайку юных итерантов в форме Академии раннего обучения. Девочки одеты в блузки свободного покроя и клетчатые юбки, мальчики – в шорты цвета хаки и синие рубашки с короткими рукавами. У тех и других на нагрудных карманах вышита эмблема их школы. Все смеются и о чем-то болтают. Парни пихают друг друга локтями и смущенно поглядывают на девчонок, те посылают ответные взгляды. Эти извечные «танцы глаз», юношеское любопытство и пробуждение желаний. Так было всегда.