Осторожно вставляю:

– Брешут.

– Точно, брешут… уж сколько конец света обещали… когда энтого там выбрали… энтого… тоже конец света обещали… и ничего… и энто когда грохнуло… тоже конец света обещали… и ничего…

Иду к себе. Данюська бежит за мной, еще бы, папа приехал. А когда папа приезжает, это всегда праздник, папа не наорет, что в каше измазался, и что чашку разбил…

– Па!

– Да не кричи ты так… чего тебе?

– Па, а ты на небе был?

– Ну чего ты говоришь такое, как папа на небе будет, папа тебе чего, птичка, что ли?

– А ты не Клим?

– Ну что ты, какой я Клим…

Дыхание. Горячее, влажное. Оттуда, с той стороны окна, с той стороны ночи.

Прислушиваюсь к тишине. Хочу сказать себе, что показалось, уже знаю – не показалось…

Огромное мохнатое чудище подбирается к дому – из темноты, из ниоткуда, откуда-то с той стороны жизни и смерти. Жадно нюхает воздух, спешит к дому на тяжелых мохнатых лапах. Подбирается ко мне. Знаю – не к Айвасу старому, не к Людке, не к Данюське, Данюська-то вообще ни в чем не виноват – ко мне.

Сжимаю ружьишко, Айвас старый сказал, от медведей помогает.

Уже точно знаю – не поможет.

Вспоминаю какие-то молитвы. Тоже знаю – не помогут.

Кто-то останавливается – большой, мохнатый, – заслоняет собой полную луну, жадно нюхает воздух, прижимается мордой к стеклу окна.

Сжимаю зубы.

Почему-то знаю, что стекло не разобьется, и все-таки…

Как маленький зарываюсь в одеяло, почему-то верится, если спрятаться – не достанет, не найдёт, не утащит…

– Па, а ты на небе был?

– Ну чего ты говоришь такое, как папа на небе будет, папа тебе чего, птичка, что ли?

– Ну что, Климушка… заданьице есть… партийное.

– Сделаем.

– Ишь, шустрый какой, ты сначала спроси, что за заданьице, а потом – сделаем!

– Всё равно сделаем.

– Тоже верно… Ну что… энергетический кризис у нас. Вишь, солнце-то погасло…

Падает сердце. Сейчас начнется, энергетический кризис, зарплату платить нечем, вы уж не обессудьте, еще месяцок без денег подождите, Господь терпел, и нам велел…

Киваю. Давай дальше.

– Ну, вот… надобно бы огоньку добавить…

Понимающе протягиваю зажигалку.

– Да не-е-ет… огоньку… на электростанции…

Фыркаю.

– Говорят, кошек надо чесать, из них искры летят, вот и энергия будет.

– Отличная мысль. Флаг вам в руки, перо в задницу, идите кошков ловить. Как наловите, скажете…

Смеемся.

– Еще, говорят, к коту бутерброд привязать надо маслом вверх, кот на лапы падает, а бутерик на масло, вот и будет вертеться…

– Ладно, посмеялись, хорош уже… Ну что, звездочку с неба достанете?

Пытаюсь отшутиться:

– А почему не луну?

– Что с неё, с луны возьмёшь, ни тепла, ни света… а вот звездочку с неба, это да… ну что, сдюжим?

– Какую звездочку хоть?

– Да… какая вам приглянется. Портал до звездочки обеспечим, не боись…

– А ты не Клим?

– Ну что ты, какой я Клим…

– Вижу объект.

Говорю не столько начальству где-то там, там, сколько самому себе. Чтобы было не страшно. А страшно будет, не сомневайтесь даже. Люди с ума сходят, когда остаются наедине со вселенной. Наедине с собой…

Идет по небу медведица, большая, страшная, мохнатая, нюхает зазевавшиеся звезды, помахивает длинным хвостом. Больше меня, больше дома моего, больше самой земли и погасшего солнца.

Идет-бредет большая медведица, то ли ищет малую, то ли вынюхивает, где ухватить рыбу. Рыбы тоже в небе водятся. Южные рыбы и такие.

Всякие.

Спешу к медведице. Матерая зверюга принюхивается, прислушивается, чует недоброе.

– Нацелен на объект…

Сначала хочу схватить глаз медведицы – тут же понимаю, черта с два я схвачу глаз, глаз, он вон какой, и морда медвежья вон какая, а хватать надо что поближе.