– Я бы хотел побеседовать с лечащим врачом доктора Зеллербаха.
– Тогда вам нужен доктор Дюбо. Он сейчас на обходе, у вашего друга уже побывал. Я сообщу ему на пейджер.
– Мерси. Вы не проводите меня к больному? Я подожду в палате.
– Bien sir. S'il vous plat! [12] – Медсестра рассеянно улыбнулась ему и распахнула перед приезжим американцем тяжелые двери – правда, не раньше, чем жандарм проверил его документы.
Двери затворились за спиной Джона, отрезав шумы из фойе. Здесь ходили неслышно, говорили вполголоса, так что, казалось, можно было услышать, как вздыхают, перемигиваясь в тиши, лампочки, экраны и индикаторы бессчетных аппаратов. Мир интенсивной терапии принадлежал машинам, а не врачам или медсестрам, а пациенты были им лишь беспомощными придатками.
Марти лежал, зажатый между высокими бортиками койки, на узком матрасе, прикованный к своему высокотехнологичному ложу проводами, трубками, датчиками, беспомощный, точно младенец. При виде его у Джона защемило в груди. Бледное круглощекое личико Марти застыло, но дыхание, слава богу, было ровным.
Пробежавшись пальцами по монитору в изножье кровати, Джон вывел на экран историю болезни. Из комы Марти так покуда и не вышел. Остальные травмы не представляли угрозы для жизни – несколько ссадин и ушибов, но длительная кома грозила поражением мозга, внезапной смертью или, хуже того, вечным пребыванием в чистилище между жизнью и смертью. Впрочем, кибер-анамнез несколько успокоил Джона. Вегетативные рефлексы сохранились – Марти самостоятельно дышал, порой кашлял, зевал, моргал, а глазные яблоки его непроизвольно двигались – следовательно, ствол мозга, управлявший этими процессами, не был поврежден.
– Доктор Смит? – В палату вбежал невысокий, совершенно седой и очень смуглый старик. – Из Соединенных Штатов, полагаю? – Джон увидел вышитое на белом халате медика имя прежде, чем незнакомец представился – Эдуар Дюбо, лечащий врач Марти.
– Спасибо, что так быстро подошли, – поблагодарил его Джон. – В каком состоянии доктор Зеллербах?
– Могу вас порадовать, – сказал Дюбо. – Ваш друг, кажется, поправляется.
Смит против воли улыбнулся.
– Как так? В его истории болезни нет никаких записей после утреннего обхода.
– Да-да, но я, видите ли, не закончил. Пришлось… э… отойти. Мы сейчас поговорим, а я тем временем допечатаю. – Врач склонился над компьютером. – С доктором Зеллербахом нам очень повезло. Он, как видите, до сих пор без сознания, но этим утром уже проговорил несколько слов и шевельнул рукой. Он откликается на стимуляцию.
Смит облегченно вздохнул:
– Значит, его состояние не так тяжело, как вы думали вначале. Возможно, он придет в себя.
– Да-да, – кивнул француз, пробегая пальцами по клавишам.
– Хотя с момента взрыва минуло уже более суток, – продолжал Джон. – Чем больше времени пройдет, тем сложнее ожидать полного выздоровления.
– Совершенно верно. Я, как понимаете, тоже за него волнуюсь.
– Вы распорядились, чтобы медсестры с ним занимались? Задавали вопросы, пытались расшевелить?
– Этим я занимаюсь сам. – Врач набрал на клавиатуре еще с десяток слов и выпрямился, глядя на Смита снизу вверх. – Не волнуйтесь, доктор. Мы знаем свое дело. Ваш друг – в надежных руках. Через неделю, если нам повезет, он будет в полный голос жаловаться на свои ушибы, забыв про кому. – Дюбо склонил голову к плечу. – Я вижу, он – ваш близкий друг. Оставайтесь с ним, сколько вам будет угодно. А мне, извините, пора на обход.
Джон присел рядом с койкой, глядя на озаренное подмаргивающими индикаторами лицо друга. Его согревала надежда увидеть вскоре Марти не просто пришедшим в себя, но совершенно здоровым. Вспомнились старые деньки – Кансил-Блафс и колледж, где они с Марти встретились, а дядя Джона впервые поставил Марти диагноз «синдром Аспергера»… все, что случилось с ними, вплоть до гибели Софии и пандемии вируса «Гадес», когда электронный гений Марти пришелся так кстати.