Я глубоко вздохнула. Следовало ли вдаваться в детали? Я не знала. Как я могла объяснить, что мой отец же- нится во второй раз и я вне себя от этого, а еще, что с того момента, когда я смеялась в последний раз, казалось, про- шла целая вечность, если, конечно, не считать тот видеоролик с пухлым котенком, застрявшим в узкой штанине?

– Мне нужно найти себя, – сказала я. Это прозвучало немного эксцентрично. Я надеялась, Эйдан сможет меня понять.

Я поправила резинку, удерживающую мои волосы на затылке, прикоснулась к сережке. Суетливые движения заставляли меня выглядеть слишком нервной. Чтобы этого не допустить, я сложила руки на коленях. Я не переживала – правда не переживала. Я знала, что поступаю правильно. Моя жизнь стала предсказуемой, как гравитация, и пришло время ее встряхнуть.

Эйдан погладил бороду. Это была привычка, которая формировалась по мере того, как борода отрастала. Когда я пришла работать в отдел корпоративного фандрайзинга АОО, у шефа были короткие волосы и он был гладко выбрит. За те семь лет, что я здесь работала, растительности у него на лице становилось все больше. Она покрывала его медленно, но верно, как зарастает брошенное поле – только, учитывая, сколько денег и усилий он потратил на уход за ней, это больше походило на программу по восстановлению лесов.

Я взглянула на свое отражение в окне, расположенном за его столом. И тут до меня дошло, что за семь лет я ничуть не изменилась. Я всегда носила обычную узкую юбку и сшитый на заказ блейзер поверх шелковой блузки, застегнутой до самого горла. Это была моя офисная униформа в комплекте с туфлями на тонком каблуке, в которых я становилась на пару сантиметров выше, что увеличивало мой обычный рост до 175 сантиметров. Сегодня на мне были темно-синяя юбка, туфли-лодочки такого же цвета, светло-зеленый блейзер и блузка цвета экрю[6]. Каждый день я носила одни и те же бриллиантовые серьги-гвоздики и кольцо с жемчугом, которые принадлежали моей матери. Даже моя короткая стрижка до плеч была такой же, как и семь лет назад. Я всегда завязывала волосы на затылке, никогда не носила их распущенными и не укладывала как-то по-другому.

Наверное, мне нравилась та простота, которая сохранялась в моем ежедневном распорядке дня. Утром не было никаких сюрпризов. Я поддерживала свой имидж так же, как поддерживала свою жизнь: всему свое место и все на своих местах. О боже, мой отец был прав: я действительно перестала расти.

Несмотря на свой безупречный вид, я волновалась. Как Эйдан воспримет мое увольнение? Поймет ли он, что я должна так поступить? Или он попытается отговорить меня? Я не знала, смогу ли все это выдержать. Я принесла корпоративному отделу много денег и без всякого высокомерия полагала, что именно мой вклад сделал отдел таким успешным, каким он был сейчас. Эйдан каждый раз упоминал об этом в своем ежегодном отчете о результатах работы персонала.

– Ты ищешь просветления? – спросил он. Шеф выглядел так, словно пытался меня понять.

За годы нашего знакомства Эйдан, ко всему прочему, стал буддистом, оставив позади свои католические корни и приняв учение Далай-ламы. И именно поэтому он должен был понять, почему мне так важно двигаться дальше. Ведь так? Я сплела пальцы вместе, стараясь не сжимать их слишком сильно. В прошлый раз, когда он решил, что я выгорела на работе, он предложил отправить меня в буддийский лагерь. Мне бы не хотелось снова подымать эту тему.

– Не столько просветления, сколько обновления, – сказала я и, встретив его добрый взгляд, глубоко вздохнула и добавила: – Мне нужно вспомнить, каково это – быть счастливой. Мне нужно снова научиться смеяться.