Никитина, очень редко вступающая с нами в перепалки, колдует у плиты. Солит, перчит, посыпает специями и выкладывает сочные пласты мяса на сковородку. Отчего по кухне плывет такой одуряющий аромат, что не закапать слюной накрытый клеенчатой бело-золотой скатертью стол ну очень сложно. И, пока я силой воли удерживаю себя на месте, дабы раньше времени не покуситься на полупрожаренный кулинарный шедевр, Миленка улучает момент и тянет загребущие лапки к вазочке с воздушным клубничным зефиром.

– Курочкина! – ей-богу, нашей слаженностью мог проникнуться сам Хор Турецкого, удавиться от зависти и залиться в сторонке горючими слезами. Только наметившей цель и не планировавшей от нее отступать пышечке все нипочем.

– Что, Курочкина? – Милка хватает сласть и в порыве экстаза оттяпывает от нее больше половины, бормоча с набитым ртом: – может у меня стресс? На фоне беспросветной глупости некоторых личностей. По чистой случайности, на нее обратил внимание самый крутой парень потока. Да куда там, потока – всего универа. А она? Дура ты, Смирнова!

Миленка красноречиво крутит пальцем у виска, описывая масштабы свалившейся на меня радости. Я же скептически хмыкаю и мысленно благодарю Ольку за поддержку.

– По-моему степень крутизны этого индивида очень и очень преувеличена, – заразительно хохотнув, Никитина расставляет перед нами тарелки с до безобразия аппетитными на вид бифштексами с рубиново-красным гранатовым соусом сверху. Заставляющими спорящие стороны на время зарыть топор войны и замолчать, поглощая то ли ранний ужин, то ли поздний обед.

– Нет, я не отрицаю, Егор не лишен привлекательности, – говорю задумчиво, смакуя последний кусочек идеального мяса – у меня такое никогда не получается. Как бы я с ним ни билась, в каким бы маринадах его ни держала и какие бы заклинания ни читала по ходу готовки. – Но я уверена на сто процентов, что ему банально нужна помощь в учебе. Тем более, после того как нас на линейке предупредили о грядущей аккредитации и неминуемых отчислениях.

– Смирнова, Смирнова, – обреченно вздохнув, Миленка роняет голову на подбородок и жалобно смотрит в мои глаза, тщетно ища в них крохи раскаяния. – Вот ты Чехова читаешь, Тургенева любишь, а где жажда романтики-то?

– Это ты у нас, Милка, вроде и взрослая, а до сих пор в сказки веришь, – беззлобно журит Курочкину Оля, нарвавшись на привычные причитания о несправедливости жизни, и лукаво мне подмигивает.

– И в какой очереди я стояла, когда всем принцев раздавали? – не найдя сочувствия, пышечка заводит извечную шарманку, повторяя частенько звучавший в стенах нашей кухоньки сакральный вопрос, и тянется еще за одной порцией мяса.

Я же под шумок ретируюсь и оставляю девчонок шутливо пикироваться, пропуская сто пятидесятую лекцию по психологии от специалиста в области бухгалтерского учета Никитиной. Выскакиваю на лестничный пролет, набираю крейсерскую скорость и буднично проношусь мимо сидящих на лавочке старушек, которые потом обязательно назовут меня наркоманкой, потому что не поздоровалась с ними. Выбегаю на освещенный фонарями проспект и огибаю будку с посредственным кофе, в жутком качестве которого я имела несчастье убедиться однажды.

Несмотря на непредвиденные задержки, вроде вцепившегося в мою ногу веселого кудрявого мальчугана, затребовавшего купить киндер-сюрприз и не сразу заметившего, что его мама стоит аккурат в десяти метрах от нас, в здание кафе я вхожу минута в минуту. Успеваю вовремя принять смену, сверить кассу и даже стать свидетельницей фееричного шоу под названием «Адская кухня». Правда, не с Гордоном Рамзи в главной роли, а с красным, как рак, Петей Назаровым.