Ларина совершила еще одну попытку выйти из окна: мне пришлось ловить ее, причем в процессе мы чуть не снесли к чертям собачьим карниз и точно снесли цветочный горшок, который мать пару недель тому назад поставила на подоконник под предлогом того, что растение будет очищать воздух. Ну а мне пришлось очищать от растения пол. Перед этим я усадил рыжую обратно на постель и прицепил ее запястье к спинке кровати с помощью секс-наручников. Фиксировать ими суицидально настроенных наркоманок мне еще не приходилось.

Хотя, про суицидально настроенных – это я зря, наверное. Ларина не собиралась умирать – напротив, хотела полетать. И ее забитый наркотиками разум не осознавал, что полетать тут можно только вниз башкой в кусты. Да и убиться вряд ли – всего лишь второй этаж, а под окнами – клумбы с цветами.

Но грохот мы все равно устроили знатный, конечно. Даже Тимур вышел из своей комнаты и мрачно уточнил:

– Все живы, блять?

– Просто развлекаемся, – отмахнулся я.

– Заметно, – огрызнулся брат и хлопнул дверью.

Немного поспать получилось только под утро – когда уснула сама Ларина. Точнее сказать – выключилась, словно и не болтала и не кружила по комнате всего тридцать секунд назад бешеным электровеником. Тогда я, благодаря небеса и всех богов, сотворивших наконец это чудо, поставил будильник на самый тихий режим, чтобы не разбудить ее потом, и осторожно прикорнул прямо рядом с девчонкой на постели... хотя бы на пару часов.

Когда пришло время ехать в университет, я осторожно поднялся, бесшумно собрал рюкзак, потом так же осторожно раздел спящую девчонку – полностью, даже трусики снял, стараясь не залипать на соблазнительные девичьи формы и после разбросав ее шмотки по всему полу, – и вышел из спальни, прикрывая за собой дверь...

При этом не было важно, чтобы Ларина если не проснулась окончательно – то хотя бы понемногу начала приходить в себя. Поэтому, устроившись на водительском сидении своего автомобиля, я тут же громко врубил музыку – ту же самую, что играла вчера вечером, пока мы ехали ко мне домой. Рыжая под нее уснула – а теперь пусть под нее и просыпается. Окно-то в спальне настежь открыто. Затем я быстро завел тачку и выехал с участка.

Конечно, все это подстроила Ника.

Распустила слухи о взятке и попытках продать девственность, уничтожила репутацию ни в чем не виноватой девушки, а теперь еще и запрещенными веществами ее напичкала – надеюсь, что хотя бы последнее вышло случайно, по недопониманию с человеком, который дал ей якобы снотворное... Если честно, про наркотики с Никой мне даже говорить теперь стремно: во-первых, она наверняка начнет расспрашивать, что именно говорила Маша, пока была в состоянии наркотического бреда. А во-вторых, может и слух новый распустить: что Ларина – наркоманка.

Но я все равно хочу прижать ее к стенке.

Вот только получается это не сразу: я добираюсь до университета только к началу первой пары, а препод не переносит опозданий, сразу ставит прогул в журнал посещений... Так что я молча прохожу в аудиторию мимо Ники, а та громко, чтобы все слышали, спрашивает:

– Ну как, Маша Ларина в постели совсем плоха, или могло быть хуже?

Я поворачиваюсь к ней и цежу сквозь зубы:

– Потом поговорим, – но уже поздно: одногруппники и даже преподаватель все слышали. Смех, свист, перешептывания. И это только начало. Когда в аудитории спустя сорок пять минут появляется сама Маша – на нее тут же сваливается жуткое осознание того, что мы переспали – и об этом все знают. Но мы не переспали! А я даже сказать ей об этом не могу, блять!

После пары Ларина практически набрасывается на меня из-за угла, оттаскивает за воротник и прижимает к стене: