С согласия папы, уверенно развернувшего бизнес на прихваченные из России капиталы, Катрин занялась журналистикой. Она неплохо зарабатывала в Барселоне написанием военных репортажей для калифорнийского еженедельника «Морнинг пост». Стала настоящим «ньюсхантером». Новости Катрин добывала азартно, узнавая немало интересного от множества знакомых, которые быстро появились у неё в занятой войной и любовью Барселоне.

Второй страстью Катрин была контрабанда – тонкие, набитые крепким египетским табаком пахитоски. С тех пор, как итальянские крейсеры блокировали подходы к Барселоне с моря, табак в столице Каталонии стал дефицитом. Его выдавали по карточкам. И то пополам с рубленым древесным мусором.

Катрин совершенно не могла обходиться без пахитосок. Волохов ухитрялся доставать ей у перекупщиков из квартала Баррио Чино. Дельцы из этого неспокойного и закрытого для республиканской полиции района Барселоны в свою очередь приобретали курево у марсельских теневых дельцов.

Волохов и Катрин обсуждали новости. Недавней и самой, пожалуй, громкой была история грабежа старинной обители Святого Креста. Анархисты не щадили монахов. Рассказ Катрин был красочен и полон деталей. События развертывались перед Волоховым, как лента хорошего боевика, на совесть сработанного американскими продюсерами.

Это случилось на рассвете, когда вода в фонтане еще только начинала алеть от лучей восходящего солнца. Анархисты ворвались в монастырь в час, когда колокола ещё не успели возвестить о заутрене. Привратник отказался отворить им окованные железом дубовые створки ворот, и солдаты сорвали ворота с петель, взорвав под ними несколько ручных гранат.

Подобрав полы рясы, босоногий монах, личный секретарь настоятеля обители Святого Креста Иерихонской Розы, стремглав бежал по крытой галерее, призывая на помощь святых угодников. Во дворе монастыря раскатисто щелкали винтовочные выстрелы. Пули, рикошетя от базальтовых стен, срезали цветы герани, заботливо высаженные монастырскими садовниками в вазах у парапета трапезной.

В переходах, которые соединяли трапезную с приземистым, возведенным еще при короле Филиппе, зданием, где располагались кельи послушников, гремели голоса до зубов вооруженных солдат.

Секретарь настоятеля бежал к алтарю главного храма монастыря. Обезумевший, он искал спасения у статуи Богородицы, ведь, думал он, она одна, милосердная и всемогущая, могла спасти его. Молодчики, ворвавшиеся перед восходом солнца в обитель, были беспощадны и жестоки. Бородача, который отдавал им команды, звали Андре Ромеро.

Только что на глазах секретаря громилы проткнули длинными, трехгранными штыками отца настоятеля. На штыках, словно копну сена на вилах, они выволокли агонизировавшего пастыря во двор и швырнули в фонтан. С крытой галереи, на которой стоял в тот момент секретарь, хорошо была видна страшная картина погрома

Вода в фонтане очень быстро стала темно-красной от крови сброшенных братьев-бенедиктинцев. Их расстреливали в упор. Одноглазый верзила расхаживал с мачете в руках по двору и хрипло ругался по-каталонски.

Своим мачете он наносил ужасные раны связанному привратнику, тело которого превратилось в сплошное кровавое месиво. Душа уже покинула обезображенную плоть хранителя врат, но верзила вновь и вновь с размеренным остервенением наносил удары, вонзая мачете в жертву.

Увидев застывшего у парапета секретаря, верзила ещё сильнее замахал мачете, указывая своим сообщникам на новую жертву. По сигналу одноглазого солдаты тут же бросились вдогонку за секретарем.

Помощник настоятеля заметил преследователей и еще быстрее помчался к спасительному убежищу. Чудак, он всё еще думал, что сможет обрести спасение у алтаря. Хватаясь за холодные стены, на которых блестели капли влаги, выступившей за ночь, утомленный страхом и неистовым бегом, секретарь распахнул дверь в придел церкви святой Розы.