– С каждым годом мы становимся намного слабее природы. А мир не враждебен, я согласен. Он инертен и спокоен. Его строит и меняет только наше восприятие. Однако сам мир наше восприятие и присутствие никак не действует. Все события строятся на причинно-следственных связях. Вашего сына убили только потому, что он оказался не в том месте. Если относиться к миру как к полю боя, то он ответит тем, что вы от него ждете.

– Хочешь сказать, я хотел смерти сыну? – усмехнулся старик.

– При чем здесь вы? Вы и ваш сын – не одно и то же лицо. Он сам ее для себя выбрал. Он с ней не боролся.

– Наверное, – задумчиво протянул старик. – Я всю жизнь проработал на кофейной плантации. Но мне эта работа всегда нравилась. Мне действительно доставляет удовольствие трудиться. Я против случайного богатства. Деньги нужно получать за труд, а дом строить собственными руками.

– В наше время появился растворимый кофе.

– Ваше время – это какие годы? – рассмеялся он.

– Пятидесятые.

– Ты и тогда эти помои пил? – расстроился старик. – Кофеина в нем, возможно, и больше, но вот от первоначального напитка вкуса никакого не остается, будь уверен. Добывать и варить настоящие кофейные зерна – целый ритуал, которому нет равных. Я четыре года прожил на островах, транспортируя эти зерна в Америку. Ни с чем не сравнимый запах. Такой знойный и горький, – втянул невидимый аромат он. – Я загорелся идеей подарить этот вкус всем тем, кто родился и вырос на материке и ничего о нем не слышал. А когда подзаработал достаточно средств, чтобы заняться любимым делом, поехал во Францию учиться на баристу. На тот момент мне и двадцати не было. Проработал во Франции еще восемь лет. А потом обзавелся семьей и ребенком.

Он потер переносицу, и Люку стало не по себе. Он почувствовал себя в теле того, кого стоило ненавидеть и бояться.

– Что вы обнаружили в доме своего сына? – разбавил тишину он.

– Только личное. И вот это, – поднял руку и выставил безымянный палец с шестигранным кольцом он. – Это он носил не снимая.

– Что оно значит? Он был венчан?

– Нет, семьи он завести так и не успел. Он был очень скрытным и одиноким мальчиком, поэтому девушки у него никогда не было. Хотя сам я остепенился только в тридцать с лишним.

На Люка накатила тошнота. Высокая для габаритов грузовика скорость усиливала эффект.

Больше о сыне старика он не упомянул ни разу. Через полчаса они оказались у границы между двумя мирами. Граница обозначалась столбами на дистанции метра друг от друга. Никакой преграды Люк не заметил и уже приготовился пройти мимо, но старик резко его остановил.

– Не знаю, из какого вещества состоит эта конструкция, но лучше не рисковать. Уж не помню, кто из нас ее поставил, но разум ее сделал явно больной.

– Конструкция?

Вместо ответа старик поднял камень и бросил в сторону столбов. Когда камень настиг их невидимой границы, вспыхнуло что-то невыносимо яркое, почти неоновое. Камень расщепился в пыль.

– Это неофициальная граница, – пояснил старик. – Если хочешь перейти на сторону внешнего мира, следует обзавестись подобающими документами, пройти через ворота в километре отсюда и признаться в том, что ты дезертир.

– То есть мы людей не держим?

– На то мы и внутренний мир. У каждого есть выбор. Мы никому не преграда.

– А на сторону внутреннего мира кто-нибудь переходил?

– По неофициальным подсчетам, около десяти миллионов. По официальным – около двух сотен тысяч.

– Что значит по неофициальным?

– Эти люди пытались пройти. Разумеется, с той стороны им такой возможности не предоставили. Уверен, с этими людьми произошло то же самое, что и с камнем.