Не понял тогда… но лечу вниз обратно.
И кажется, что не совсем мне приятно.
Я падаю в тело… Ожил я… О Боги!
Вокруг суета… все медсестры в тревоге.
Открыл глаза… вижу… всё тело в порядке.
Пошел на поправку, отдавшись зарядке.
И вот уже выписка… улица… крики…
И я вижу цифры у парня на лике.
Я понял, что дата – конец его жизни.
И вот затянул сигарету он трижды.
Те цифры отсчитывать стали минуты —
Из жизни у парня, что в дате замкнуты.
Тут взгляд мой на девушке остановился —
И там дата смерти, и счетчик крутился…
Я видел, там ломки… наркотики… шприцы…
И время назад отмеряет волчицей…
О, Господи, что это за наказанье?!
Вокруг вижу лица и даты в них… тайно.
Минуты… часы… даже дни убывают —
Их сам человек у себя отнимает.
Я начал об этом кричать людям… честно, —
Но так у меня ничего и не вышло.
И только во злобе кидали все камни…
И с Даром своим оказался… в изгнанье.
Пристанище миров…
Мела метель… Выл ветер вольный…
Гулял по струнам проводов.
А в доме тихом вечер томный
Явил пристанище миров.
Свеча огнём своим играла.
Сползали капли… блик огня…
По стенам молча танцевало
Её божественное Я.
А за столом сидела Жалость —
Кидала карты на судьбу.
Пришла к ней на гаданье Старость,
Припомнив молодость свою.
Залезла в душу, слёзы вынув —
Их на алтарь к свече собрав.
Щепотку боли к ней подкинув,
Седую искренне обняв.
Неслись все годы вереницей,
Копытом били больно в грудь.
И захотела Старость птицей,
Полётом вырвать с сердца грусть.
Взлетела ввысь… а крыльев нету —
Кругом чернела пустота.
И развернулась резко к свету,
Где на столе горит свеча.
Огонь теплом вошел приятно,
Прогнав с души весь мрака смрад,
И стало ей теперь понятно,
Что Жалость сеет в душах Ад.
И встрепенулась, скинув годы —
Те, что давили, не щадя.
И поменялись тут же коды —
Душа вновь стала молода.
Письмо отцу
Тихий, уютный вечер,
в доме горит свеча.
Мягко танцуют блики,
в вальсе её кружа.
Рядом тетрадь простая,
водит рука строку.
Чувства, границ не зная,
пишут письмо отцу.
В них, нарастая болью,
просит прощенья дочь.
Слёзы, с щеки стекая,
прячась, падают в ночь.
Лишь огонёк, тихонько
вея теплом своим,
Душу согреть пытался,
и свечка плакала с ним.
Он объяснить старался:
любит тебя отец.
И он тебя заждался
вот уже много лет.
Старенький стал совсем он,
ноги не ходят уж.
И в его сердце тлеет
боль по тебе и грусть.
Что ты, дурёха, плачешь?
Слёзы утри скорей.
Пусть ваша встреча станет
встречей родных людей.
Так огонёк неслышно,
тихо угас в свечи.
А по перрону бежала
дочка к отцу в ночи.
Я высеку ветром слова…
Я высеку ветром слова,
Дождем напишу на земле —
Как сильно устала Душа,
Что бьётся без Света во тьме.
Пусть Ветер со злобою всей
Возьмёт, разнесёт всю тоску.
Пусть Дождик размоет печаль,
Которая сбилась в кругу.
Обвила всю Душу насквозь,
Дышать ей совсем нету сил.
Порви, Ветер, замкнутый круг,
А Дождик – умерь злобе пыл.
Ждала сына…
Гладила мать фотографию сына
Тёплой ладонью своей.
Ласково, точно молитвой, просила
Сына приехать быстрей.
«Свидимся ль скоро, уж старая стала,
В путь собираться пора.
Сильно, сынок, по тебе я скучаю,
Спать не могу до утра.
Как ты, родной? Всё сердечко изнылось,
Часто болит по тебе.
Помнишь наш маленький сад, где берёзка…
Взрослою стала уже.
Боженьку птицей к тебе посылала…
В душу стучал, не открыл.
Ангелов белых просила, искали…
Слёзно со мной ветер выл.
Мне бы три строчки хватило утешить
Душу больную мою.
Знаю сынок, что о маме ты помнишь.
Просто стою на краю…»
Много годков пролетело стрелою.
Сидя, ждала у окна.
Старенький дом уж совсем покосился.
Плачет теперь тишина…
Тишина вокруг…
Замерла душа… тишина вокруг…
И летит в тиши только сердца стук…
Отбивает стук благодатный ритм,
И в полёт душа ввысь уходит с ним!..