— Пока мы всё подготавливаем, я попрошу вколоть вам успокоительное.

***

Первое, что я увидела, придя в себя, было абсолютно восковое лицо Нечаева. Он сидел возле моей кровати и отрешённым взглядом смотрел куда-то в пустоту.

На тот момент ужас случившегося ещё не успел прорваться через пелену моего сознания, но вот этот никакущий взгляд мужа…

— Нина, — заметил моё пробуждение Илья, подскакивая на ноги и с шумом роняя стул, — Нина!

Сказать ему было нечего, и это было… выразительнее всяких слов. Вся суть произошедшего навалилась на меня гранитной плитой. Боли как таковой не было, ни в теле, ни на душе… лишь всепоглощающая безнадёга. Наверное, всё-таки седативные в крови давали свой эффект. А может быть, я просто… сгорела.

Муж неуверенно коснулся моего лба, отводя слипшиеся пряди. Его прикосновение было едва ощутимым, словно он боялся сломать меня одним неловким движением. Если бы во мне оставались хоть какие-то силы, я бы обязательно разрыдалась. А так…

Судорожный вздох и острое желание найти ответ на один единственный вопрос:

— Почему?

Илюха замер, его рука на моём лбу потяжелела, а рот приоткрылся в некрасивой гримасе, словно он собирался что-то сказать, но не мог решиться.

— Нин, я…

— Почему?! Почему… это случилось… с нами? — слова приходилось выдавливать из себя силой. Непонятно, на каком нелепом упорстве во мне ещё держалась сама жизнь.

Нечаев покачал головой, после чего, наклонившись, прижался подбородком к моему виску.

— Не знаю, милая. Я… не знаю. Главное, что ты жива, а со всем… остальным мы справимся.

***

Детей мы потеряли.

И все мои попытки найти в этом хоть какой-то смысл так и не увенчались успехом.

Иногда меня посещали кощунственные мысли, что если бы он был один, то, возможно, было бы не так больно… Но их было двое. Двое моих мальчиков, которые имели все шансы на счастливую жизнь, полную радости и любви. Два маленьких человечка, которых глупая мать не смогла уберечь.

И мысли об этом до сих рвут мою душу на части.

Говорят, что время лечит. Врут. Ты просто учишься жить с этой болью, учишься выносить её и не загибаться в конвульсиях всякий раз, когда очередной неравнодушный решает выразить своё «сочувствие».

Первый месяц все носились со мной как с писаной торбой, в то время как мне хотелось одного — уснуть и не просыпаться. Родители приехали едва ли не на следующий день после того, как меня выписали из больницы. Разом постаревшие и осунувшиеся. А может быть, это мне только почудилось.

Мама старалась быть оптимистичной и боевой.

— Родите ещё обязательно, — попыталась поддержать меня она, когда я с чего-то вдруг решила поделиться с ней опасениями, что не представляю, как жить дальше. — Раз забеременели, значит, и ещё раз получится…

Волна тёмного гнева вмиг переполнила меня до краёв. Проблема же была не в том, что у нас не получалось зачать, а в утрате… В том, что мы (или я?) потеряли двух реальных и живых детей, с которыми я почти полгода училась выстраивать отношения внутри себя. Они были! И я их любила… И ничто другое не смогло бы восполнить эту потерю, даже реши я рожать ещё раз.

Матери я ничего не сказала, лишь, психанув, выскочила в подъезд, где на лестничной клетке неожиданно обнаружился курящий отец. Наш чистенький и надраенный подъезд сроду не сталкивался с таким кощунственным бесчинством. Но отцу было всё равно, и я его прекрасно понимала. В отличие от мамы, он не пытался вести со мной душевных разговоров, он вообще не знал, что делать. Как оказалось, в таких вот ситуациях мужчины в миллион раз беспомощней женщин — нам хоть реветь белугой можно.