Мила смотрит на меня, не мигая, а я несу околесицу – выжимки из прочитанной когда-то сыном Сергеем лекции, в которой тот объяснял специалисту по червоточинам, знакомому не понаслышке с основами физической поляристики индивидуальные свойства биополей.

– Ауры, – продолжил я цитировать сына, – зарождаются одновременно с эмбрионами живых существ – сразу после зачатия. В первые мгновения своего существования эмбрион находится в коконе ауры – зародыша биополя, «подаренного» будущей особи Природой, Создателем и Космосом. Аура растёт вместе с эмбрионом до его рождения – то есть до появления на свет как индивида. Индивид превращается во взрослого человека или иное существо со своим биополем внутри. Аура не покидает носителя вплоть до полного износа организма. Или до его насильственной смерти.

– А после смерти? – спрашивает Мила.

– После смерти носителя аура в виде стабильно существующего во времени и пространстве сгустка биоматерии вливается в единый вселенский организм. В разумную общность. Где уже обитают все сущности, обитавшие ранее на Земле и других планетах. Не исключено, что и инопланетный разум и их меньшие по разуму братья там присутствуют, в своей нише… или в общей. И где-то там ожидают меня мои родители и супруга…

– И мои родители, … и отец моей Весты…

А ребятишки уже вовсю контактируют с проволочником. Его стебли словно лианы обвили обнажённые ножки девочки и, похоже, контактеры довольны друг другом. Водная поверхность Сырой поймы бурлит в экстазе. Хлоя и Санька кружатся над зелёным одеялом и задорно смеются. И Веста – тоже. Цветущие и источающие пряные запахи пучки проволочника, словно миниатюрные лианы обвили обнажённые ножки девочки и вибрируют вокруг них. Ластятся, как преданная собака, не пытающаяся скрыть свою любовь.

И Санька с мамой Хлоей не обделены вниманием поймы. Но это скорее рукопожатие при встрече со старыми знакомыми.

Мила засмеялась. Мне показалось – откровенно, без напряжения.

Танцы с взъерошенным проволочником закончились по инициативе Хлои. Кажется, она устала от кульбитов неутомимого Саньки и возникающей при этом опасности упустить слабеющую ручку Весты.

– Дедушка Ваня! – сказал Санька, выныривая из поймы вместе с Вестой. – Ты видел, как мы?..

– Дедушка Ваня!.. – пропищала девочка, но замолчала, и лишь улыбнулась мне. И уже не спряталась в себя.

Хлоя вышла на камень следом.

– Отдыхаем!.. Александр, успокаивайся! Оставь в покое Весту! Отдыхаем!

Санька отпустил ручку Весты, и они снова уселись на обрыве камня. И опять болтают ножками. Веста что-то шепчет на ушко юному кавалеру, они заговорщицки поглядывают на меня и Милу. Интересно, о чём шепчутся? И что там в их детских головках?

Хлоя расположилась на пороге настежь распахнутого антиграва и смотрит вверх. И я взглянул туда же.

А там кроме альфы лишь тёмно-синяя атмосфера – незыблемый газовый монолит, на самом дне которого зародилась и существует жизнь – своя, персональная – и в неё, в её природные процессы потихоньку вмешиваются инородные предметы и сущности, и начинают перестраивать чужой для них мир под себя – приручают к себе.

– Па, – Хлоя привстала и смотрит в мою сторону, – а вы с Милой к параду разумных особей присоединиться не желаете?

– Для этого нам следует переместиться на старый плёс. Там мы и будем получать обещанные зелёным одеялом процедуры. Твой отпуск через неделю закончится, а левитировать мы с госпожой Милой не умеем. Да и Саньке наши телеса без твоего посредничества не осилить. Мал ещё…

– Но я-то в данный момент при вас! Попробуем? Все вместе!

Хлоя взяла меня за руку и подвела к Миле. Та ещё пребывала в лёгкой прострации от изменений, произошедших с дочерью. А ещё от моей сумбурной лекции об ауре и левитации.