После почти получасового хождения по магазину их внимание привлекла картина «Последний день Помпеи» – монументальное полотно Брюсова отражало весь спектр человеческих чувств перед неминуемой гибелью. Оно было красочным и притягивало взор. Девчонки принялись собирать на картину деньги. Стоимость картины была в районе двух рублей и это были приличные деньги, им не хватало копеек 10 или 20, когда на помощь девочкам пришла мама Лили Гайт, она работала продавцом и охотно добавила недостающую сумму.

Получив картину, девчонки решили ее подписать. Оформив поздравительную надпись, они завернули картину в бумагу, так, чтобы ни полотно, ни тыльная часть, где сияла надпись, не были видны и оставили картину на хранение Лилиной маме в магазине. Так как магазин работал до семи, девчонки решили собраться пятнадцать минут шестого у «Культтоваров», забрать картину и вместе двинуться в гости. Так они и сделали.

Дружной веселой стайкой они прибыли по «назначенному адресу» ровно к шести часам. Их встречали одноклассники Андрей и Витя, они стояли в небольшом палисаднике у дверей светлой веранды с большой филеночной дверью с верхней большой остекленной частью. С солнечной веранды с большими мелкооконными ажурными рамами, установленными углом, в дом вела широкая дверь. В большой комнате стоял такой же большой и длинный стол. Сервировка стола удивила Таню. Кроме привычных солений, на столе стояли баночки консервов и бутылки с красным вином. Во всем чувствовалась неумелая мужская рука. Андрей на правах друга хозяина пригласил их сесть и спросил:

– Ну, как мы вам накрыли стол?

Из взрослых никого не было и девчонки рассмеялись ему в ответ. Из комнат где-то в глубине дома неслась приятная музыка. Из боковой двери комнаты появился Серёжа. Немного смущаясь, он произнес:

– Привет всем, прошу к столу, – и сел рядом с Таней.

За ним в комнату вошла Серёжина мама с противнем, в котором аппетитно журчала томленая на печи тушеная картошка. Сережина мама села в торец стола, тоже рядом с Таней, и предложила ребятам накладывать картошку. Немного смущенные, ребята стали разбирать картошку по тарелкам, Витя, вставший из-за стола, разлил по бокалам вино. Он же первым и поздравил именинника, сдвинув, наконец, вагончик торжества со станции отправления. Вино, еда помогли ребятам расслабиться и застолье полилось в размеренно веселое, привычное русло.

Дом Сережи оказался большим и просторным, из большой комнаты вели две двери, одна из которых была на кухню, выводила к черному ходу и задней спальне, вторая вела в основной дом, включающий две спальни и просторный зал в четыре огромных окна. Именно в зале стоял магнитофон, из недр которого лилась приятная музыка. В зал вели двухстворчатые филеночные двери. Таня с любопытством смотрела на маму Сережи, это была красивая женщина с темно-русыми волосами и острыми серыми глазами.

Вскоре в комнату вошел папа Сережи – коренастый мужчина с черными волосами, искрящимися в районе висков сединой. Родители Сережи были пожилыми людьми, они явно были старше и ее родителей, и родителей ее одноклассников лет на десять-двенадцать. Отец, к удивлению одноклассников, принёс баян и стал играть на нем, запел, мать Сережи ему охотно подпевала. И хотя для Тани день рождения в таком необычном формате был в диковинку, однако она не могла не отметить, что в результате застолья родители Сережи как-то перестали мешать им. – молодежи и каким-то чудом органично влились в застольный коллектив.

После импровизированного сольного выступления семейной пары ребятам захотелось потанцевать. Сережа пригласил пройти в зал. Таня встала из-за стола и вместе с девчонками прошла в зал, ее поразил массивный дубовый шкаф, за прозрачными остекленными дверцами которого красовались собрания сочинений самых известных авторов мира. Дружно, бок о бок, на полках стояли англичане, французы, испанцы, одним словам, вся писательская элита планеты. Пораженная таким разнообразием знаменитых авторов, Таня села на диван у шкафа, не переставая с удовольствием разглядывать корешки книг. Просперо Мериме, Александр Дюма, Виктор Гюго, Лопес де Вега, многочисленная русская классика, как тот же Николай Островский, вот, кто формировал вкусы Сережи, поняла Таня. Вот откуда и почему рождается его стройная речь! У Тани было такое странное чувство, словно она распутала сложное и запутанное дело, с которым никто до нее справиться не смог. Ей казалось, что теперь она точно начинает его понимать и ей нравится сам процесс этого понимания, постепенное раскрытие для себя его личности.