Письмо от Валеры выбило у нее мысли о Никоненко. Валера писал простецки: ходили туда-то, делали то-то, видел того-то и так далее, в простом деревенском жанре простого бесхитростного паренька. Письмо заканчивалось: «Целую!» и хотя Валера явно не обладал изысканным эпистолярным жанром и писал разные, как говорится, «глупости», но за его письмом стояло прекрасное лето с его веселостью, беззаботностью и любовью, и оно было дорого именно этим. Письмо усмиряло тревоги, придавало уверенности и возвращало в состояние счастья, и уже за это Таня могла простить все литературные недостатки этому письму. Настроение резко улучшилось, как говорится, из головы вылетели различные глупости, портящие настроение, и жизнь постепенно входила в свою привычную колею. Вечером Таня уже сидела на телефоне и без умолку в течении часа болтала с Ирой, которая так любила перемыть всем одноклассникам косточки на тему кто, как и во что одет, кто что и как рассказывал, и вообще…

Письма Тане хватило буквально на два дня, затем она почему-то опять загрустила на тему: «Значит, Никоненко уехал». Постоянные наводящие вопросы Антонову Андрею: «Почему уехал и вернётся ли?» позволили только выяснить то, что тот точно ничего не знает и даже не может предположить, а общих знакомых, живущих по соседству с этим самым Никоненко, у них не было. Ну, и впрямь, не идти же к Валентине Павловне, классному руководителю, с нелепым вопросом: «Валентина Павловна, вы не знаете, а Никоненко, что, у нас учиться больше не будет?» Как не мучил Таню этот вопрос, но ее сильный характер позволял многое скрывать от посторонних глаз. Даже ее давняя подруга – Ира Каюкова никогда не знала многого о ее внутренних переживаниях, терзаниях или чувствах.

Таня не любила посвящать в свои сокровенные тайны даже близких ей людей, поэтому у окружающих всегда складывалось впечатление, что у нее все хорошо и спокойно. Мать не стремилась погрузиться в мир дочери далее очерченного круга обязательных вопросов – одета, накормлена, здорова, успевает ли в школе. Да и Таня сама не стремилась делиться с ней внутренними переживаниями, так как не чувствовала стремления понять себя со стороны матери. С отцом сложились более доверительные отношения, но все-таки он был мужчиной и о многом с ним не поговоришь именно поэтому. Хотя Ира Каюкова и не стремилась слушать подругу, сама нуждалась в ней постоянно. Как только ей становилось одиноко, плохо или срочно нужно было выговориться, она звонила Тане и, несмотря на ее занятость, просила прийти. Таня бросала делать уроки, читать книгу, быстро заканчивала мыть пол и неслась к Ире. Там выслушивала ее стенания, рассказы, помогала делать какие-либо дела или шла с ней по ее делам, выполнив которые, уставшая, возвращалась домой. Ира никогда не задумывалась, удобно ли Тане, хочет ли она того или другого. Ира относилась к той категории людей-собственников, которые дружат, поглощая партнера, часто злоупотребляя его участием в собственной жизни. Однако Таня, привыкшая не замечать Ирины причуды, воспринимала ее такой, какая она есть, такой и любила. Ведь другой она ее и не видела, и не знала.

В начале второй недели обучения, через десять минут после звонка на первый урок дверь в кабинет открылась и на пороге возник привычный образ Сережки Никоненко, со своим незаменимым: «Можно?» он вошел в кабинет и, как нив чем не бывало, проследовал к своему месту. Ильин Витя, что занимал свободное до Серёжи место, с готовностью безропотно встал и пересел на свободное. Серёжа сел на свое место так обыденно, как будто он выходил из класса всего лишь на минуту. Класс какое-то время в изумлении наблюдал эту картину – «Явление чуда народу». Таня тоже в изумлении повернула голову в сторону Сережи и глазела на него, не таясь. Их глаза встретились, Сережа кивнул в знак приветствия, Таня испуганно отвела взгляд. И все-таки она почувствовала, как по ее телу пробежала удовлетворяющая какое-то потаенное желание дрожь. Вот, пришел он, сел на свое место, это правильно, так и должно быть и никак иначе. Теперь все на своем месте и можно начинать учиться, подсказывало ей глубинное подсознание. Сознание же возмущенно бормотало: «И где его только черти носили. Вечно опаздывает, не собранный какой-то, зла на него нет!» Еще не раз за занятия Таня бросала быстрый взгляд в сторону Сережи, словно все время проверяла, он действительно здесь, это точно, он сидит? Ну, и чем, спрашивается, он занимается?