– Надень на шею и заходи, – приказала ведунья, – а ты, – показав пальцем на Светлану, – оставайся во дворе. Можешь воды испить, там под навесом, в кувшине. Она чистая, родниковая.

– Спа-с-сибо, – слегка заикаясь от волнения, пролепетала Светлана и, пожав пальцы Валентины, спустилась с крыльца.

Валентина спешно надела нить, спрятала крест за ворот сорочки, а потом посмотрела на ведунью.

– Ну, чего стоишь, как вкопанная? Заходи, коль пришла, – уже мягче пригласила в дом ведунья. – Кстати, меня Марией зовут.

Валя неуверенно вступила в тёмную горницу. Кругом на полках и на полу стояли стеклянные банки, чем-то наполненные. Вдоль стен на гвоздях висели засушенные травы. Посреди комнаты находился дубовый стол, на котором расположились небольшая округлая чаша, кувшин и толстая свеча.

– Как видишь, жду тебя. Всё уже готово, – глухо сказала ведунья.

– А откуда вы знали, что я к вам еду? – в изумлении спросила Валентина.

– Святые угодники донесли весть, – улыбнулась та, а потом продолжила: – Да ты не бойся, не съем я тебя. Помочь хочу, но сначала надо понять, с чем мы дело имеем. Садись за стол. Молиться умеешь?

– Нет, – честно призналась Валентина.

– Эх, молодежь… про Бога забыли, поклоняются идолам, оттого и беды. Ну да ладно, сиди и повторяй за мной слова молитвы.

Валентина, отодвинув стул, присела на краешек и закрыла глаза – ей было немного не по себе находиться в этой странной горнице, но слова молитвы, которые начала шептать ведунья, немного успокоили: «Отче наш. Иже еси на небеси. Да святится имя твоё…»

Она с усердием проговаривала слова молитвы, что произносила ведунья, и какое-то внутреннее умиротворение снизошло на неё. После троекратного прочтения «Отче наш», ведунья налила в чашу из графина воды и зажгла свечу. Свечой три раза провела над головой Валентины, а потом начала капать воск в чашу, приговаривая при этом: «Отразись на воске порочное, что на Валентине. Всё злое, колдовское, вредоносное, наносное, подселённое, подложенное, крадущееся, переложенное, насказанное да сглаженное. Всё, что дурными людьми Валентине сделано, всё, что колдунами да колдуньями Валентине послано. Отразись на воске всё чёрное, колдовское, посланное, поддельное, неродное, всё, что в крови, в суставах, костях Валентины, голове, во всех органах, да тонких телах Валентины. Отразись всё сказанное да впитайся в воск, в нём сохранись да мне покажись». Воск капал, а ведунья всматривалась в чашу и лик её мрачнел. Валентина с тревогой пыталась прочесть на лице ведуньи эмоции, чтобы понять, что происходит, но та молчала. В горнице повисла тишина. Через некоторое время ведунья молвила:

– Тут не простой испуг надо выливать, а порчу снимать. Сильный заговор был на тебя сделан. Но мне надо понять, с чем дело имею и кто порчу на тебя навёл. Знаешь того, кто сделал? – спросила она, заглядывая Валентине в глаза, как будто хотела увидеть душу.

– Я могу только догадываться, – пролепетала та. Сердце колотилось, как у загнанной лани, пальцы дрожали.

– Пойдём поговорим, девонька. Ты вот что, водички испей чистой, родниковой, легче станет, – предложила ведунья, и в голосе появились тёплые материнские нотки. – Рассказывай…

Валентина, тяжело вздохнув, собралась с силами и поведала ведунье долгую историю жизни, всё то, что лежало камнем на душе.