Вернувшись к матери в Атбасар, Фрося честно рассказала ей о случившемся с ней горе. Мать, внимательно выслушав дочь, сказала:

– Дочка, как же могло произойти такое, а вдруг ты ошиблась?

– Нет, мама, я чувствую это сердцем, я не могла больше оставаться с ним, я ему больше не верю.

– А что скажут люди? – сказала про себя Анастасия, а вслух продолжила: – Будут злословить. Что же нам делать, как быть?

Ее раздумья прервала Фрося:

– Мама, Василий для меня умер, прошу тебя, больше мне о нем не говори, так будет лучше для нас с тобой.

– Хорошо, Фрося, что же ты хочешь делать дальше.?

– Вернусь на прежнюю работу.

В комнату вошли Толик и Юра, вот уж кто был искренне рад ее возвращению. Их молодые головы не видели всех сторон взрослой жизни, но это само по себе не было их недостатком, а, скорее, стало их, хоть и временным, но все же преимуществом. Отдохнув и дождавшись прихода документов с Киева, Фрося отправилась хорошо знакомой дорогой, на станцию, устраиваться на работу.

В резерве ее встретили с восторгом, было видно, что ей искренне рады. Быстро пройдя по коридорам резерва, Фрося вошла в кабинет начальника, он обрадовался ее приходу и поспешил задать несколько вопросов:

– Ты в отпуск? С мужем или одна? Как устроились в Киеве?

Какое-то время Фрося молчала, колебалась, в ее голове роем теснились мысли, одна за другой, одна за другой, наконец, она решилась и ответила:

– Александр Иванович, я на работу, возьмете?

– А что случилось с Василием, повздорила что ли?

Фрося еще раз смутилась, но, сжав кулаки, ответила:

– Василия больше нет, я одна, вот, решила вернуться к матери.

Ее лицо резко налилось пурпурно-свинцовым цветом. Александр Иванович растерялся и поспешно произнес:

– Конечно, Фрося, возьмем тебя, напиши заявление, я подпишу, выходи завтра же, как оформишься.

– Спасибо, – ответила Фрося и поспешила выйти из кабинета.

Инспектор отдела кадров попыталась о расспросить Фросю о том, что случилось, но, видя, как та огорчена произошедшим, оставила свои безуспешные попытки, приняла заявление и трудовую и отпустила Фросю домой. Через непродолжительное время уже весь женский состав резерва знал о том, что у Фроси умер муж, и она вернулась из Киева к ним на прежнюю работу.

Когда Фрося пришла на свое прежнее рабочее место, ей показалось, что здесь ничего не изменилось, те же лица, за исключением двух новых девушек, Наташи и Любы, да передвинутого на полметра ее рабочего стола. Но это было не самым радикальным изменением. Конечно любопытство женской натуры брало свое, в особенности у Нюры, но, видя то, что их попытки разговорить Фросю не имеют успеха, девушки оставили ее в покое, так как были уверенны, что рано или поздно Фрося сама им все расскажет. Но этим ожиданиям не суждено было сбыться, так как сама Фрося не говорила о случившемся абсолютно ни с кем. Словно этого – случившегося – и не было вовсе.

Шел 1049 год, боль не уходила, но Фросе удалось ее уложить в какой-то один из самых дальних, сокровенных уголков своей памяти. Василий за почти год с момента их расставания не только не появился, но даже не прислал ни единой весточки. Признаться, Фрося не только не огорчалась этому, но искренне была рада. Она часто думала, не дай бог, он появится здесь, что они будут говорить друг другу, как посмотрят в глаза, что почувствуют. И тут же сама себя успокаивала, нет, это не нужно ни ему, ни мне, то, что между нами произошло, что произошло с нашей малышкой, выжгло ее чувство к Василию до самого предела, до самого глубокого дна. Она другая, а ее Василия больше нет, его убила ревность. Она поглотила его безвозвратно, жаль, что он оказался ей подвластен. С таким мужчиной она не желала иметь ничего общего.