Много чего мысленно предвосхитил проницательный Джульетто в плане персональных судеб ведущих итальянских политиков. Но главное даже не это. Он всегда остро чувствовал не только личностные, но и глобальные грядущие перемены. То, что его любимые левые утратят роль борцов против синдрома потребительства, исчерпают главную, по мнению Грамши, миссию эмиссии новых идей, превратятся в часть финансового Молоха глобализации любой ценой.

Я, честно говоря, тогда в это не верил, пока не столкнулся с неопровержимыми фактами оптовой скупки Соросом европейских левых движений. Или пока не увидел воочию, как сегодняшним венгерским левым движением манипулируют глобальные финансовые воротилы. (Прости, Грамши!) И новую доминирующую роль Китая в геополитике Кьеза обозначил задолго до других экспертов. И возможность сближения Китая и России, а потом ещё России и США, вопреки европейским иллюзиям. И превращение миграции в судьбоносную европейскую тему. И всё большее геополитическое значение спецслужб, даже из, казалось бы, второстепенных стран…

Всё чаще в моём сознании облик моего современника – язвительного и проницательного аналитика Кьезы сливается с его кумиром из прошлого – утонченным и трагичным философом Грамши. Они оба неистово ненавидели фашизм, оба создавали новые яркие смыслы, оба предупреждали о реальных угрозах стране, обществу, миру. И обоих их часто не слышали. Хотя… Век новых коммуникаций дает сильные шансы ярким идеям. Джульетто читают (и, надеюсь, почитают) многие яркие восходящие мировые лидеры, типа того же Сальвини. Его ненавидят тусклые бюрократы уходящей когорты, типа Туска. А это уже немало. Для журналиста. А Джульетто ещё был и писатель, философ. Помните – что достаточно для мушкетера Атоса, маловато для герцога…

Короче, подлинное интеллектуальное влияние Джульетто и на своих земляков, и на мировое экспертное сообщество явно впереди. И когда я советовал организовать российскую помощь Италии по борьбе с заразой, «держал в уме» это, а не какие-то там санкции… А ещё Джульетто Кьеза давно и искренне любил Россию. К счастью, разделенною любовью. Любил не в поверхностном – конъюнктурно политическом плане, а глубинной культурной страстью. Он не прощал российской элите её ошибки и промахи, но смаковал как подлинный знаток культурное наследие нашей страны, словно изысканное итальянское вино. Повторюсь – настоящий римлянин!

И духовные приключения его итальянских идей в нашей стране далеко не закончились… Как-то глубокой ночью я решил выпить «ночной колпак» – завершающий бокал в круглосуточном баре. (Тогда они ещё работали в Риме.) На стенке заведения была надпись о том, что Гоголь заканчивал в нём «своё главное произведение». Я спросил у заспанного бармена: «Так это здесь Николай Васильевич завершал “Мертвые души?”». Бармен встрепенулся и назидательно поднял палец: «Сеньор, души бессмертны!» Джульетто, я помню об этом.

Один известный политик как-то сказал, что после смерти Махатмы Ганди и поговорить не с кем. Признаюсь, я сначала посчитал это высказывание завуалированной формой снобизма, утонченным высокомерием. Но вот сейчас, глядя на реакцию многих мировых лидеров, их команд на глобальный вызов пандемии, я готов согласиться – поговорить там почти не с кем.

Вспомнилось, как по одной из литературных версий прогуливались по Ялтинской набережной Толстой и Чехов. На щеку Льва Николаевича сел комар, которого тот мимоходом прихлопнул. Антон Павлович с наигранным ужасом воскликнул: «Коллега, вы погубили живое существо! А как же ваша теория защиты всего живого?» На что гений раздраженно ответил: «Уважаемый, не надо жить дробно».