Едва Макс завернул в очередное ответвление коридора, тут же наткнулся на странную деталь. Приоткрытая дверь с выбитой верхней панелью, через которую виднелся серый прямоугольник потолка. Будто кто-то уже пытался проникнуть в эту квартиру. «А вдруг именно там и находится выход или хотя бы адекватные хозяева?» – мелькнула слабая искра надежды. Прежде чем ступить внутрь, нутро пробил укол страха. За предыдущие часы он насмотрелся достаточно, чтобы понимать: здесь каждое помещение таит нечто, что может негативно сказаться на его самочувствии. Если… не хуже.

Школьник поднял руку, чтобы распахнуть дверь, и почти сразу пальцы ощутили холодное дребезжание. Дверь поддалась, тихо скрипнув, словно приглашая внутрь. Макс заглянул через проём и увидел… коридор. Казалось бы, ничего необычного, если бы не одно «но»: прикидывая на глаз, квартира должна быть метров десять, ну, максимум – двадцать в глубину. Перед ним тянулся чуть ли не «туннель» с обшарпанными стенами, уходящий за пределы видимости.

– Очередная визуальная шняга? – пробормотал он, чувствуя, как во рту пересохло. – Это же… не коридор, а настоящий туннель, получается.

Сделал нерешительный шаг внутрь. Света почти не было, лишь приглушённые отблески тусклой лампочки из подъезда подсвечивали несколько метров плиточного пола. На стенах висели обрывки старых обоев, в некоторых местах торчали «заплатки» советских газет, скрывая за печатной шкурой трещины. Прохладный сквозняк стремился навстречу откуда-то из глубины.

На первом десятке шагов Макс ничего не увидел, кроме небольшой кучи мусора и пары брошенных сумок. Чем глубже он заходил, тем настойчивее ощущал, что здесь кто-то определённо живёт. В воздухе витал застарелый запах табачного дыма и нафталина. Неожиданно среди хлама обнаружился детский башмачок, совсем крохотный, с оторванной пряжкой.

– Есть кто… т-тут? – спросил Макс тихо, хоть и не рассчитывал на ответ. Эхо подхватило слова и прокатило по коридору затухающим шёпотом. Школьник вздрогнул, возвращая башмачок на место.

Вдруг слева, за первой полуоткрытой дверью, послышались голоса. Глухие, размытые, словно проникшие сквозь ватную завесу. Макс замер. Эти звуки были неестественно старомодны, как будто из старых документалок или кинохроник 60-х. Скрипела мелодия патефона, а голоса перебивали друг друга – женские и мужские. И хотя бо́льшую часть слов он не понимал, но отчётливо различал интонации: тревога, радость, бытовой спор. Речевой коктейль звучал как бы издалека.

Он осторожно заглянул за дверной косяк и замер: из глубины мрачной комнаты мерцал свет. А по стене скользили фигуры – полупрозрачные, едва различимые. Похожие на силуэты из театра теней. То ли семья, то ли группа людей, одетых в одежду явно не этого века. Одна женщина сидела у окна (насколько Макс мог понять по очертаниям), другая хлопотала возле накрытого стола. Мужчина, держась за шляпу, ходил взад-вперёд. И всё это беззвучно, лишь отголосками голосов, прорывавшихся сквозь толщу лет.

«Я что, вижу сцены из прошлого?» – пронеслось в голове. Сердце заныло: это было жутко и одновременно величественно. Макс действительно чувствовал себя призраком, подсматривающим за чужой жизнью. Вот мужчина что-то уверенно говорит, указывая на окно. Женщина качает головой. Девочка (очень смутная фигура, но Макс опознал пол и возраст по силуэту) бежит к столику, пряча под ним куклу. И эта кукла тоже призрачная, вся в чёрно-белых отблесках.

«Может, они и есть настоящие жильцы, – мелькнула мысль. – А я для них невидим?» Макс хотел было окликнуть тени, но горло сдавил спазм. А вдруг, заметив его, они обернутся чем-то ужасным?