Рассказывают, во время очередного царского визита в библиотеку Деметрий предложил пополнить коллекцию книгами иудейского закона, тщательно выверенными. «Что же тебе мешает?» – удивился царь. Он давно дал библиотекарю карт-бланш. «Нужен перевод. Они написаны по-еврейски».

Мало кто понимал тогда по-еврейски даже в Иерусалиме, где большинство населения говорило на арамейском, – на этом же языке несколько веков спустя проповедовал Иисус. Александрийские евреи – могущественная община, занимавшая целый квартал города, – начали потихоньку переводить свои священные книги на греческий, но дело двигалось медленно и урывками, поскольку наиболее ортодоксальные сопротивлялись новшествам. В синагогах шли ожесточенные споры, как позже у католиков в связи с прекращением месс на латыни. Следовательно, если главный библиотекарь намеревался заиметь полную и точную версию Торы, ее требовалось заказать.

Предание гласит, что Деметрий написал письмо первосвященнику Елеазару в Иерусалим. От имени Птолемея он попросил прислать в Александрию лучших знатоков Закона, способных перевести его. Елеазар с радостью ответил на письмо и принял прилагавшиеся к письму дары. Через месяц, проделав долгий путь по обжигающим синайским пескам, в Египет прибыли семьдесят два иудейских мудреца, по шести от каждого колена, лучшие из лучших среди раввинов. Их поселили у самого моря, в доме на острове Фарос, «погруженном в глубокий покой». Деметрий с помощниками часто навещал их и проверял, как двигается работа. Считается, что в спокойствии и уединении они закончили перевод Пятикнижия за семьдесят два дня, а потом вернулись в Иерусалим. В память об этой истории греческий перевод Библии называется «Библией семидесяти толковников».

Тот, кто поведал нам об этих событиях, некий Аристей, утверждает, что видел все своими глазами. Сегодня мы знаем, что текст Аристея – фальсификация, но сквозь хитросплетенные выдумки в нем проглядывают исторические факты. Мир менялся, и Александрия не отставала от него. Греческий язык превращался в новый лингва франка, язык-посредник. То был, разумеется, не греческий Еврипида или Платона, а доступная разновидность, называемая койне, нечто наподобие корявого английского, на котором мы изъясняемся в отелях и аэропортах, когда едем в отпуск. Македонские цари решили насадить греческий по всей империи как символ политической силы и культурного превосходства, не оставляя ближнему выбора: хочешь чего-то добиться – учи язык. И все же универсальное мышление Александра и Аристотеля нашло некоторый отклик в их неподатливых шовинистических умах. Новых подданных, соображали они, для лучшего управления тоже нужно понимать. В этом свете легко объяснимы экономические и интеллектуальные усилия по переводу иноязычных книг, особенно религиозных текстов, каковые суть карты душ человеческих. Александрийская библиотека появилась не только чтобы дать приют прошлому и его наследию. Она подгоняла создание общества, которое мы можем считать – как и наше – глобализованным.

Эту первоначальную глобализацию принято называть «эллинизмом». Общие обычаи, верования и образ жизни укоренились на завоеванных Александром территориях – от Анатолии до Пенджаба. Греческой архитектуре подражали в далекой Ливии и даже на острове Ява. На греческом языке африканцы могли общаться с азиатами. Плутарх утверждает, что в Вавилоне читали Гомера, а дети в Персии, Сузах и Гедросии – ныне эта территория разделена между Пакистаном, Афганистаном и Ираном – изучали на уроках трагедии Софокла и Еврипида. Благодаря торговле, образованию и смешению народов огромная часть мира оказалась подвержена культурной ассимиляции. От Европы до Индии то тут, то там попадались узнаваемые города: пересекающиеся под прямым углом широкие улицы – по гипподамовой системе, агоры (площади для торговли и народных собраний), театры, гимнасии, надписи на греческом, храмы с разукрашенными фронтонами. Это были отличительные знаки тогдашнего империализма, какими сегодня являются кока-кола, Макдоналдс, неоновая реклама, торговые центры, голливудское кино и продукты