Но потом, ясное дело, дома прилетит от него так, что тушите свет! И Роману точно прилетит. Отец его? Слишком молод для отца. Тренер, вроде бы.

- А так - Роман хороший парень. Гордость России. Чемпион по краю. Соревнования скоро... Я прошу за него прощения. Мы сами его накажем.

- Да сам я за себя попрошу! - встревает Роман. - Вы извините, что я Вас... - вздох. - Немного швырнул.

- Немного?! Ну ты борзый! - взлетают брови отца.

- И за то, что Лизу напугал.

- Так! Кому и сколько здесь надо заплатить, чтобы забрать Шмелёва? - возникает позади меня Жанна, демонстрируя в пальцах несколько крупных купюр.

Курица... - закатываю я глаза.

Отец медленно разворачивается. Через плечо бросает на нее взгляд. Ловит следом в фокус меня. Переводит взгляд с меня на нее и обратно несколько раз.

- О как, - с недоумением.

- Вот так можно было перепутать! - развожу руками. - Отпусти парня, пап. Он же не меня "похищал", - скашиваю глаза на Жанну. - А за тебя его уже и так отпинали. Да и… настоящая “жертва” сама за ним прибежала.

- Так я не пойму, чего ты за него заступаешься-то?! - опять злится он. - Привет, стокгольмский? Так что-то быстро...

- Кстати - да! - недовольно упирает руки в бока Жанна. - Есть у него кому впрягаться и без тебя!

Может и есть, да только отец никого, кроме меня сейчас не послушает. У него там ядерный реактор набирает обороты, что Роман угрожал любимой дочери. Я по глазам вижу!

- Он меня не обидел. Как только понял, что ошибся, сказал позвонить тебе и что мы едем обратно. И все, клянусь, пап!

- Так что там со Шмелевым? - перебивает меня Жанна, с вызовом глядя в глаза отцу. - Сколько?

Это всё неприятно...

- Почему она здесь? - переводит на нее свирепый взгляд папа. - Я что - разрешил кого-то ещё пустить?!

Дежурный выводит возмущенную Жанну.

- Папочка... - свожу брови домиком. - Пусть уезжают.

С крайней степенью раздражения отец возвращается в кабинет.

- Короче так, борзый.

Я пытаюсь выглянуть из-за спины.

- Отсидишь пятнадцать суток. И, так и быть, - свободен. Но ещё раз увижу тебя рядом с Елизаветой... - с угрозой. - Уведите его!

Роман, не споря поднимается на ноги. Встречаемся снова глазами. Взгляд его расфокусируется, лицо расслабляется. И внезапно он начинает оседать.

Парни, подскакивая, ловят его и присаживают к стене.

Отец смотрит на них недовольно.

- Голову что ли отбили?..

Белая водолазка и рубашка - все в подсохшей крови.

- Хер с вами, ладно, - машет рукой отец. - Не оформляйте его. “Гордость” всё-таки… Пусть в больницу везут. И так башки нет, а тут последнее отбили.

Выдыхаю. Точно - привет, стокгольмский!

Повисая у отца на локте, шепчу ему в ухо:

- Ты самый справедливый и великодушный! И самый мой любимый папочка… Хочешь, я испеку тебе пирог?

Чувствую, как плечи его расслабляются.

- Морковный…

Всё. Историю можно забыть. Только теперь мой шарф пахнет чужим парфюмом… Так постирай его, Елизавета! И…забудь.

- И - переоденься, твою мать! - выдергивает меня в реал гневный шепот папы. - Весь отдел уже рассмотрел задницу твою в деталях. Месяц обсуждать будут!

Оу…

8. Глава 7 - Камикадзе

Отлежав в больничке пять дней, наконец-то выхожу на волю. Что могли травматологи починить - починили. Теперь надо идти сдаваться нашим спортивным реаниматорам - Аленке и Аише Артуровне. Чтобы привели в рабочее состояние.

Встречает меня на машине мама. Только вчера приехала из командировки. А батя вообще бухает...

Сажусь на переднее сиденье.

- Ну как ты? - смотрится в зеркало, подкрашивая губы.

- Ну посмотри - как я.

Опуская зеркало, переводит на меня взгляд.

Я - не очень... Под глазами цветут синяки. Губа зашита и заклеена. Ухо тоже зашито. Над бровью крупная ссадина. Шоркнулся об асфальт.