Она встала с кровати. Оглянувшись, он увидел ее тело во всей красе – похотливое и такое родное.

В голове скрипело:

– Жив и я, привет тебе, привет.

– Я буду тебе благодарна.

– За что?

– За то, что ты есть у меня.

– Кушайте, на здоровье.

– Ты – моя жизнь. И если ты уйдешь, то я пойму, и буду благодарна судьбе, подарившей мне эти дни.

Ветер. Ветер задувал в приоткрытое окно. Завывал, дуя в щель. Он, казалось, подхватывал их запах,  пытаясь забрать с собой. Она кусала его руки, пытаясь оставить следы своего пребывания.



СПИД


Пил. По-черному. Заливаясь водкой, как молоком.

Она билась, как рыба об лед, пытаясь что-то изменить, хотела вытащить его из алкогольного дурмана, оттащить подальше.

А он сопротивлялся всеми фибрами своей души. Зная о наказании за самоубийство, пытался хоть таким образом решить вопрос.

А она? Унижалась, стараясь быть ближе.

– Отпусти меня, – он сидел на кухне,  затягиваясь сигаретой. – Я не стою того.

– Послушай, – она обнимала его колени. – Лучше тебя никого не было в моей жизни.

– Ты не понимаешь, – он затушил сигарету.  – Жизнь прошла.

– А как же я? – она подняла лицо с мокрыми от слез глазами.

– Ты? – он попытался встать. – У тебя все еще будет.

– У меня ничего не будет без тебя, – как собака, она пыталась преданно заглянуть в его глаза.

– Я не бог, – он выпил налитую рюмку, закусил огурчиком. – Не могу распоряжаться судьбами.

Звонок. Она подошла к телефону, всхлипывая.

– Алло.

– Пантелеев Андрей здесь проживает?

– Да.

– Передайте ему, что произошла ошибка. СПИДа у него нет. Просто поставили новое оборудование, а стажер не разобрался, как следует. Извините…



НАТАН АРОНОВ И АНЯ


Ветер раздувал занавески. Весенний ветер. Вместе с яркими лучами утреннего солнца, он подхватывал пожухлую от зимы листву и играл с ней. Залетал в открытые окна, срывал бумаги  со стола, ерошил волосы жильцов.

Аронов завтракал свой завтрак, сидя широкой спиной к окну. Тонкие, интеллигентные пальцы бывшего скрипача виртуозно управлялись с ножом и вилкой. Красивыми длинными ломтиками он отрезал от большого куска непрожаренного стейка, приготовленного вчерашним вечером его поваром.

– Ань, – лениво позвал он, дожевывая. – Ты скоро?

– Щас, любимый, – она отозвалась откуда-то из глубины квартиры.

Это ее «щас» сводило его с ума. Ну, конечно, не только это. Фигура, где-то на «четыре плюс».  Плюс, полное отсутствие интеллекта. Это привлекало. После жены. С ее высокоразвитым «эго». Но, чего-то недоставало. Опять не устраивало. Опять же, разница положений.  Не в смысле слова «положить». А в том, что эта девчонка еще вчера училась в своем ПТУ (или как оно сейчас называется), а сейчас одевается в его спальне.

– Ань!

– Ну, что?

– Ты идешь?

– Да иду же, иду.

В кухню, вместе с молодым, длинноногим телом, одетым в потрепанные джинсы, ворвался аромат весны.

– Могла бы и прикрыться, – Аронов исподлобья оглядел ее фигуру.

– Кролик мой, – она окутала его лысину густотой своих волос. – Я же – не ханжа. И не давала обет безбрачия. Посмотри, как тепло. Как красиво.

– Да, – вынужден был согласиться Аронов. – Тепло. Сейчас на Кубе, наверное, жарко.

– А ты что, был на Кубе? – она ловко управлялась с кофеваркой, другой рукой жаря себе яичницу.  – Без меня?

Аронов уткнулся в тарелку, не зная, чем ответить. Его длинный нос, казалось, клюет кусочки стейка. Руки, с длинными пальцами, хватали поочередно со стола то хлеб, то салат из большой керамической миски.

– Ижвини, – он пытался прожевать. – Но, тогда поездка была только для сотрудников фирмы. И, потом, тогда я тебя не знал.

– Да, знал ты, – она красила губы темно-вишневой помадой перед большим зеркалом в прихожей. – Я же работала у вас в офисе.