ВАСЯ И ПЕЛЬМЕНИ

– Вася, Васенька, – сидя на корточках, она гладила не накрытую полиэтиленом руку. – Зачем? Куда? А как же я?

– Женщина, отойдите, – полицейский попытался оттащить ее от трупа.

– Кузьменков! – очкарик с блокнотом окликнул полицейского. – Оставь ее!

– Григорий Пантелеевич, что думаете? – Огинская заглянула в блокнот очкарика.

– А что тут думать? – тот захлопнул блокнот. – Налицо три фактора. Из них два неоспоримых. Превышение скорости есть? Есть. Как следствие – три трупа есть? Есть. Алкогольное опьянение под вопросом. Поедемте, Агнесса, в отделение. Что-то я проголодался. А вы, помнится, перед отъездом пельменями грозились?

– Грозилась, – задумчиво глядя на женщину у трупа, пробормотала Огинская. – Пельмени… Какие пельмени? О боже, Кузьменков, заводи машину! Григорий Пантелеевич, я ж пельмени не выключила.

ВЫБОР НАРОДНОГО БОЛЬШИНСТВА

– Что ты орешь? – Берендей разлил остатки водки, пытаясь сфокусироваться на становившихся почему-то все уже рюмках. – Галку разбудишь.

– Какую галку? – Витек приоткрыл помутневший глаз. – Птицу, что ли?

– Жену мою, Галину Афанасьевну, – укоризненно покачал пальцем у длинного Витькиного носа Берендей. – Законную супругу.

–Так она ж от тебя год, как ушла, забыл? – Витек маханул свою долю, скривился. – И потом, что уже с хорошим человеком и не покричать?

Берендей потянулся через стол, опрокинув на пол тарелку с огурцами.

– Дай поцелую тебя, дружище, – схватив друга за ухо, он попытался подтянуть его голову к своим губам.

– Щас я тебе дам, – левой рукой Витек заехал Берендею в ухо. – С пролетарским приветом.

– Не убивал я его, гражданин следователь, – канючил Витек, раскачиваясь. – Сам он.

– Сам себя убил? – следователь закурил. – Это как же?

– А так, – Витек, не спрашивая, вытащил сигарету. – Галка – жена его бывшая, год назад с каким-то фраером укатила в Тюмень, было?

– Проверим, – прищур острого следовательского глаза пробивался сквозь сигаретный дым.

– С тех пор Берендея было не узнать, – Витек подкурил торопливо. – Другой бы, на его месте, что сделал?

– Что?

– Запил бы, ясен пень, – Витек преданно выпучил глаза. – А он?

– А он что? – следователь потушил бычок о край консервной банки, заменявшей пепельницу.

– А он не ста-ал, – многозначительный Витек перестал раскачиваться и застыл. – Пошел на следующее утро и вступил.

– Вступил? – следователь оторвался от протокола.

– Ну да, вступил, – Витек быстро закивал. – В эту, партию, как ее, народного единства.

– Народного большинства, – поправил его следователь.

– А я что сказал? – Витек шмыгнул носом.

– Евгений Петрович, – Люсин нажал на кнопку селектора. – Заявление товарища Берендеева на выход из рядов партии еще  у вас?

– У меня, Владимир Петрович, – отозвался селектор приглушенно.

– Порвите его и выбросите, – Люсин придал голосу некую торжественность. – Умер вчера Товарищ Берендеев. Так сказать, будучи в рядах.

– Понял вас, товарищ Люсин, – с энтузиазмом ответил Евгений Петрович. – Уже рву.

– Сколько у нас осталось неохваченных в целом по стране? – Люсин выбрался из глубокого кресла, повысив голос.

– Если не считать убывших естественным путем, Владимир Петрович, – в селекторе зашелестели перебираемые бумаги. – То осталось всего три человека. И все трое, как раз, проживают в Москве.

– Ну, что ж, – Люсин подошел к висящему на стене портрету президента. – Можно считать, что с заданием руководства мы справились?

– Да, Владимир Петрович, –  Евгений Петрович хохотнул. – Страна к выборам готова.

– Пока не забыл, – Люсин обернулся к селектору. – Евгений Петрович, объявите благодарность начальнику отдела быстрого реагирования товарищу Зюкину за отлично проведенную операцию.