– Вот и ладушки! – сказала старуха. – Теперь ты готов!

Тиг лежал ничком и понемногу до него доходило, что ему взвалили на спину труп, перебросив через плечи и перекрестив у него на груди руки покойника.

– Вы что наделали? – сказал он. – Снимите его с меня.

– Ну уж нет, – ответила старуха. – Снять его можешь лишь ты один. Неси его хоронить, да поторапливайся. Не поспеешь к восходу – сильно пожалеешь!

– Снимите его с меня! – повторил Тиг и заплакал, и забился на земле, захлопал по ней руками, пытаясь сбросить бремя, однако мертвец держался за него крепко.

– Сам снимешь, – сказала старуха. – И помни мои слова. Черные слезы огромного пуделя горя! Яд в твоем сердце! Вечное жжение!

В путь, Тиг О’Кейн. Ты не хотел танцевать с нами, а ночь на исходе.

– Снимите, – опять попросил Тиг, но никто ему не ответил. И оторвав взгляд от земли, он увидел, что все они сгинули, и, если б не груз на спине, решил бы, верно, что ему все это приснилось. Он медленно поднялся на колени, потом встал, труп на спине оказался очень тяжелым. Поозиравшись, Тиг никакой толпы не увидел – впрочем, уроды оставили на земле послание, сложенное из апельсиновых очистков. «Мы последим за тобой», – гласило оно.

– На помощь! – заголосил он. – Кто-нибудь, помогите! – В его ушах крик прозвучал очень громко, однако Тиг почему-то чувствовал: далеко он не разносится, – а огней своего дома среди деревьев не видел и не понимал, где искать помощь. – Я ведь даже не знаю, где эта Орло-Виста! – горестно произнес он. И увидел перед собой руку, поднявшуюся, чтобы указать направление, и не сразу сообразил, кому она принадлежит. Тиг вскрикнул и побежал, норовя убраться подальше от трупа, но снова упал и какое-то время пролежал, рыдая.

– Слезами ты меня не похоронишь, – сказал у него за спиной труп. – Вставай, идиот.

Тиг вскрикнул еще раз и попытался уползти, твердя:

– Не можешь ты со мной разговаривать! Мне и так-то худо, но разговаривать тебе не дозволено.

– А мертвецы что хотят, то и делают, – ответил труп, но затем примолк.

Тиг полежал носом в землю, отдуваясь, а после встал и пошел в сторону, указанную трупом. Поначалу продвигался он очень медленно. Труп был тяжел, ночь темна, где он, Тиг не знал – понимал только, что неподалеку от своего дома. Однако деревья казались ему чужими, а оставив их позади, он около часа, так ему представлялось, шел, не повстречав ни одного шоссе, – тянулся лишь узкий проселок, пригодный больше для лошадей, чем для машин; впрочем, идти по нему было все-таки легче, чем по рыхлой земле. Заприметь он машину – остановил бы ее, попросил о помощи, хоть и сомнительно было, чтобы кто-то притормозил ради человека с трупом на спине, каким бы красивым и привлекательным человек этот ни был. Пока он тащился по дороге, наполовину боясь, что труп заговорит снова, а наполовину надеясь, что это случится, до того ему было одиноко и страшно, Тигу пришла в голову мысль: если бы он соглашался танцевать со всеми подряд, эта ночь получилась бы куда поспокойней, но вполне возможно, что он сейчас спит и, судя по совершенной неизменчи вости дороги, так оно и есть: ему уже казалось, что бредет он по ней целую вечность. «Вот и буду брести, пока не проснусь, – сказал он себе, – а если увижу ночью на танцах каких-нибудь уродов, сразу оттуда сбегу». На миг он закрыл глаза: дорога была до того однообразной, что Тиг решил – можно и не смотреть, куда ставишь ноги. И тут же его резанула боль – труп просунул руку под рубашку Тига и ущемил его сосок!

– За что? – воскликнул Тиг, хотя, разумеется, знал, за что. И немного постоял на дороге, очень уставший, но отнюдь не спящий.