— А хочешь сама сделать игрушки на елку?

— Хочу, — загораются ее глаза. — А как?

— Беги в свою комнату, я сейчас здесь уберу и покажу.

Дочка мгновенно испаряется, а я иду за веником и совком. И правда, красивая была игрушка. Осталась от прежней хозяйки квартиры. Но что ж теперь. Видимо, ее время пришло. Убираю осколки и иду к Танюше, учить делать фонарики.

Развешиваем сделанные фигурки на елку и наматываем гирлянду и мишуру. Получилось, конечно, не идеально, но… лучше чем ничего.

— Давай вместе.

Нюша кивает и улыбается.

— Раз, два, три. Елочка, гори! — произносим мы в один голос, и я втыкаю вилку в розетку. Гирлянда вспыхивает разными цветами, несколько раз моргает и тухнет. Ну нет. Только этого нам не хватает.

— А почему она потухла? — Нюша переводит на меня ошарашенный взгляд.

— А потому что спать пора. Но сначала покушать.

— Я не хочу кушать. — Она недовольно складывает руки на груди и топает ножкой.

— Это что еще за бунт? — хмурю брови и повторяю ее позу.

— Я не голодная!

Снова начинается битва за калории. Не на жизнь, а на смерть.

— Я вот Деду Морозу напишу, что ты плохо кушаешь, — опускаюсь до шантажа. Самой жутко стыдно, но я правда больше не знаю, как ее еще уговорить.

— Ладно. Только пять пельмешек, — быстро сдается дочь.

— Нет, пятнадцать, — специально говорю много, чтобы сторговаться на середине.

— Тогда десять.

— Ну хорошо.

Танюша прирожденный торгаш. В любой ситуации всегда добудет что-то для себя. Лишнюю минутку, лишнюю конфетку и так до бесконечности. Целую ее в макушку и иду на кухню.

— Я пошла готовить, а ты убирай игрушки.

Наш ужин затянулся, и поэтому спать мы легли поздно. Точнее, отрубились вдвоем на Таниной кровати. Обычно я ухожу, но вчера что-то пошло не так. А сегодня тоже суматошный день. Надо готовить праздничный ужин. Не люблю я эти застолья. Таня поклюет немного и уходит, я тоже много не ем. Получается, готовишь весь день для красоты. Но традиции и ритуалы никто не отменял.

Нехотя открываю глаза и широко зеваю. Не выспалась я ужасно, но надо вставать. Нюша уже не спит и, скорее всего, разносит квартиру. С таким моторчиком в одном месте очень сложно сидеть спокойно.

— Мама! Мамочка! — доносится из другой комнаты ее звонкий голос.

Почему я не удивлена. Нюша или что-то уже сломала или натворила. Иначе с чего ей быть такой взбудораженной.

— Что случилось? — кричу ей и сажусь на постели, разминая мышцы шеи.

— Там такое, — вбегает она в комнату и разводит руки в стороны, а я лишь скептически поднимаю бровь.

— Какое такое? — ловлю ее в охапку и зацеловываю. — Я разве разрешала включать телевизор?

— Ну пусти, — смеется и выворачивается. — Пойдем скорее, покажу.

Берет меня за руку и тянет в другую комнату.

— Ну пойдем, — обреченно вздыхаю и сдаюсь я. Иду за дочерью и по дороге собираю волосы в небольшой пучок, чтобы не мешались.

Вхожу в зал и не сразу замечаю какие-либо изменения. Точнее, совсем не замечаю. И что же здесь «такого»? Непонимающе смотрю на дочь, она озорно улыбается и показывает пальцем мне за спину. Оборачиваюсь и теряю дар речи от неожиданности. Передо мной стоит незнакомый мужчина и пьет кофе из моей кружки.

— Доброе утро. — Он как ни в чем не бывало улыбается. — Я у вас тут немного похозяйничал. Вы же не против?

От такой наглости я напрочь забываю все слова, лишь возмущенно открываю рот, как рыба.

— Кто вы? — наконец выдавливаю из себя и плотнее закутываюсь в халат.

— Мам, это же папа! — радостно сообщает Танюша.

— Какой еще папа?

— Настоящий, — хмыкает незнакомец и скрывается на моей кухне.

Господи, пожалуйста, скажи, что все это мне всего лишь снится. Да?