Вскоре принялась за ужин и когда он был готов, я пошла звать домашних, но застыла на пороге у открытой двери в дочкину комнату, потому что она снова общалась с зеркалом, причем делала это так правдоподобно, что мороз бежал по коже. 
 
Честно, уже прикидывать начала, как лечится у детей шизофрения или что-то подобное. Ну нездоровая же фигня творится, правда? С чего вдруг она начала вести беседы якобы с отцом, смотря при этом в зеркало? И так правдоподобно расспрашивала о замке у своего невидимого собеседника, что у меня волосы становились дыбом. 
 
– Папа, бойница? А что это такое? А-а-а, окна для охлаников, а они пластиковые? Как нет? Вот у нас эти бойницы пластиковые, но мама все время запилает лучку на ключик, чтобы я не отклывала. Говолит выпаду и дулехой называет. Не-е-е, я на нее не обижаюсь, она же меня любит, и я ее очень сильно люблю. Не надо ее лугать.
 
Я слушала и слушала дочкин монолог, борясь с дрожью по всему телу. Ладно, если большинство из этого можно списать на богатое воображение или телевидение. То, что делать с бойницами? Черт возьми, да о них даже по телеку не услышишь, да и даже я не сразу вспомнила значение этого слова. И Миранде просто неоткуда было услышать о нем, в мультиках точно таких слов не употребляют. 
 
Шагнула внутрь и встретилась с бесхитростной улыбкой дочери. У нее было все отлично. Стоял ее маленький детский столик, сервирован, как полагается для чайной церемонии, даже Катюха, ее любимая кукла, сидит подле своей хозяйки. Но чашки было три, а не две, как обычно. И в одной, которая стояла ближе к зеркалу, был реально налит чай или что-то очень похожее. Но как? Когда? Мира даже на кухню не забегала, чтоб налить заварку для своих игр. 
 
Тряхнула головой и дала себе зарок, завтра обязательно узнать у воспитательницы, не приходил ли кто-то, кроме меня к Миранде. Сказать, что мне не нравится вся эта ситуация – ничего не сказать. Стоит ли мне уже бить тревогу или все же еще понаблюдать за ситуацией со стороны? Больше всего боюсь навредить детской психике, поэтому и не знаю, что лучше предпринять в подобной ситуации.
 
– Дорогая, ужинать пойдешь? 
 
– Мам, меня папа уже накормил, – и улыбается так невинно. 
 
Ну опупеть не встать. Это уже переходит всякие мыслимые и немыслимые границы. Она теперь и есть не будет? 
 
– Миранда! – уперла я руки в бока. – Ты просила, я приготовила тебе твою любимую картошку с мясом, убила полвечера на это, старалась, а ты мне теперь говоришь, что поела? Интересно, когда это ты успела?  
 
– Ну ма-а-а-ам, – надулась тут же, но сдулась под моим строгим взглядом. – Ладно, но только чуть-чуть, – пробурчала себе недовольно под нос, вставая из-за игрушечного столика. – А можно я хотя бы тут поем? Я папу хочу угостить, он еще такое ни разу не пробовал. 
 
И вот что мне с ней делать? Скажу нет, так будут обиды вселенского масштаба, скажу да и она воспримет это, как должное и будет пользоваться этим в будущем.
 
– Ну мамочка, ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! – Миранда сложила ручки в молитвенном жесте, строя просящие глазки, как у милого щеночка. И я не смогла сдержаться под этим напором, сдалась. Вот так всегда в принципе, не могу долго сердиться на нее, чтобы она не делала. 
 
Сходила на кухню, находясь в каком-то раздрае, наложила ужин, отнесла в детскую. А когда вернулась, чтобы забрать тарелку, снова услышала про "папу". Да чтоб этому папе пусто было, черт возьми! 
 
– Мамочка, папочка передал тебе спасибо, ему очень понравилось, он все-все съел. 
 
Если честно, хотелось побиться головой о стену, потому что вот от этого ее "папочка" натурально задергался глаз. Интересно, если я выкину этот проклятый шкаф, все это наконец закончится?