— Никто нас не учил, — надулась Катя. — И это не ерунда!

— Хватит! — прикрикнула я.

Дамир сжал локоть крепче и вывел меня из комнатёнки. Я подняла на него взгляд. Слова застыли дрожащим выдохом, стоило мне увидеть его глаза.

Ничего не говоря, он коснулся моей щеки. Откинул от виска волосы и погладил кончиками пальцев за ухом. Как когда-то… В первые дни, месяцы нашего знакомства. Тело откликнулось мгновенно, сердце встрепенулось. Я хотела попросить его так не делать, но не успела — губы его оказались слишком близко к моим. Ещё миг, и он поцеловал меня. Мягко, осторожно.

Я не смогла ничего сделать, не смогла отступить, попросить его перестать. Наоборот, безвольной марионеткой прижалась к его груди и ответила. Отчаянно, голодно, с каждой секундой желая этого поцелуя всё сильнее и сильнее. Внизу живота стало тепло, желание быть ещё ближе вспыхнуло так стремительно, что я не успела выстроить даже тонкую стену. Дамир всё целовал меня — глубже, стирая запреты, грани и время. Его ладонь прошлась по моей спине к шее, пальцы оказались на голой коже.

— Дамир… — Я всё-таки отвернулась. Но не отошла, даже руку с его груди не убрала.

И снова взгляд в потемневшие глаза.

— Саша…

Я мотнула головой. Отступила, и как раз вовремя — в дверях появились девочки. Конечно же, они всё видели. Боже! Как будто мало мне проблем!

— Ничего не было, — сказала Дамиру. — Это ничего не значит.

— Враньё.

Я мотнула головой. Подтолкнула Машу к выходу и в последний раз посмотрела на бывшего мужа. Заберу дочь из детского сада, оборву любые нити, любые верёвочки. Никогда. Ни за что! Всё, достаточно. С этим надо заканчивать, и чем быстрее, тем лучше. Обрубить, оборвать, выжечь. Раз и навсегда.

Как? Да очень просто. Одно короткое слово, вот и всё.

Ничего не сказав Дамиру на прощание, я одела дочь и вывела её из сада. Несколько раз она пыталась заговорить со мной, но я пресекла все попытки. Не сейчас. Боялась сорваться.

Только села в машину, написала сообщение Макару — всего одно слово: «Приезжай».

Завела двигатель и посмотрела на дочь через зеркало. Да, всё правильно. И Дамир прав: Маше нужен отец, мне — муж. И ещё мне нужен тот, кто оградит меня от ошибок. От ошибки, к грани с которой я подошла чересчур близко.

— Почему ты так не хочешь быть Кате мамой? — спросила дочь со слезливыми нотками в голосе, когда мы остановились возле дома.

Всю дорогу она дула губы, в глазах у неё стояли слёзы, но она держалась.

— Потому что я ей не мама.

— Но ты бы могла быть ей мамой.

— Я не хочу, — сказала жёстко, даже грубо.

Да в конце-то концов! Сколько это может продолжаться?!

— Мне не нужна Катя, и её папа тоже не нужен, Мария. Это чужие люди. Я не люблю их.

— А я люблю.

Сердце сжалось.

— Ты их знаешь всего ничего.

— И что?!

— Ничего, Маша. Ты ещё слишком маленькая, чтобы мы с тобой говорили на такие темы. Так что всё, закончим с этим. Больше ты в этот сад не пойдёшь.

Дочь распахнула глаза. Так долго сдерживаемые слёзы выступили мгновенно, губы искривились. Я только и успела, что вдохнуть поглубже. Зарыдала она так, что я готова была проклясть всё на свете — с искренностью ребёнка и болью маленькой женщины. Ничего не зная, она всё чувствовала. А я… Я и чувствовала, и знала. Но своё я выплакала ещё утром, сейчас же всё, что могла, — попытаться успокоить свою малышку. Успокоить и не поддаться её слезам.

Заведя домой, прижала её что есть силы и погладила по голове. Зажмурилась. Она плакала в голос, навзрыд, а я молча. Но так лучше. Лучше сейчас, чем потом плакать всю жизнь. А с Дамиром иначе быть не может. Что, если через пару лет ему захочется сына? Или ещё что-нибудь? Наиграется в ищущего мать для своей дочери вдовца, и всё вернётся. Только тогда я была одна, а сейчас у меня есть Маша. Тогда больно он сделал только мне и предал только меня. Больше такой возможности я ему не предоставлю. А эти Машкины слёзы… Это пройдёт. И мои тоже пройдут.