В этих письмах ты дважды обещала приехать ко мне в первом обещала выехать 10/IX, а во втором 22—23 сентября, но сегодня уже 5 октября а тебя все еще нет, было бы конечно очень хорошо если бы ты смогла приехать, но я надеюсь, мне кажется тебя не отпустят, да и просить сейчас трудно.

Ну несколько слов о себе, а потом по больным вопросам тобой затронутым.

Самочувствие мое хорошее. Ангина как будто прошла, но вернее приняла хроническую форму и я остался без голоса, сегодня мне делают состав лекарства, попробую лечить еще, а с другой стороны и некогда этим заниматься. Я тебе сообщал нахожусь я в отдельной роте разведчиков одной воинской части. Давно отмундированы получаем лучшее питание. Своя отдельная походная кухня. Приятно ребята все и командиры все подобрались боевые уже по несколько раз побывавших на фронте и по несколько раз многие были ранеными. Я из них почти старше всех. На днях еще прибыли двое один 1903, а другой 1905г., а все-таки меня зовут или стариком или батькой. Ну это конечно дела не меняет из меня боец не хуже молодого.

Как перевели меня в это подразделение я вызывал мать, она приезжала ко мне два раза на одной неделе на одной неделе привезла мне телогрейку которую ты оставляла, затем Фадеевича шерстяные носки и перчатки оставила мне денег 60 руб., привозила кое что покушать, оладей, пару яиц, арбузом угостила. Многим она конечно не располагает. Да жаловаться не на что, нас кормят не плохо, хлеба дают 800 грамм. Жиров маловато но на это предъявлять претензии сейчас было бы глупо. Приварок три раза в день приличный.

Сначала предполагалось, что мы должны с каждым днем выехать на фронт, а теперь нас усиленно готовят, оснащаем технику. Во всяком случае долго здесь не задержимся если октябрь числа до 20—25 проживем то это очень хорошо, но ведь главное точно никто ничего не скажет и не знает, может быть через три-четыре дня выедем, а может и весь месяц проживем. А возможно даже временно переберемся в соседнюю деревню адрес я тогда оставлю в подсобном хозяйстве, я это тебе все говорю потому, что может быть ты еще приедешь ко мне повидаться и соскучился я о тебе очень и поговорить хочется.

В последнем письме ты пишешь о нанесенном тебе я так пониамю оскорблении со стороны тов. Духовного, меня до глубины души обидела только для меня немного одно не ясно чем это вызвано, или нежеланием освободить квартиру для него или потому что твое национальное лицо ему не понравилось. Я ручаюсь собственной головой за тебя и одновременно с этим я пишу Духовному и Иваческо одно письмо к обоим. А если понадобится напишу и дальше или облисполкому или даже Верховному Совету. Я понимаю тебя сейчас, что очень тяжело пережить подобное моральное состояние, но что сделать тебе нужно набраться мужества, понять все глубже и попросить помощи районных организаций если нужно сходи в НКВД или в райком партии. А выезжать пока воздержись. Лучше бы конечно поговорить нам лично, всесторонне обсудить. Ведь ехать к матери сейчас не так просто с 2 детьми на такое большое расстояние – значит ты должна лишиться всего, а продать все иметь деньги равносильно бумажки так как их невелика ценность и ты обречешь себя на тяжелое материальное состояние и мучения, за дорогу ты можешь потерять детей, а ты понимаешь что значит лишиться любимых детишек. Так вот рассуждай по всем этим вопросам не узко с личной колокольни, а с точки зрения государственной.

Выезд к матери может быть только тогда когда будет неотложная необходимость.

Эх милая Эмма, жалко мне тебя больше всего на свете, придется может быть многое тебе пережить. Но ты верь в одно общее дело, война всетаки должна скоро кончиться, победа будет за нами. Я и почему то верю в себя что буду жив, в каком бы состоянии не был может быть весь изуродованный, а все таки вернусь «жди меня и я вернусь». А ты лучше больше будь дома. Хочется надеяться еще раз на твой приезд, особенно не загружай себя сухарями если поедешь, много везти не надо. Главное шерстяные носки рукавицы, потому что мать взяла от Фадеевича.