Чем дольше взирал на статуи Один, тем больше уверялся в мысли, что они принадлежат не какому-нибудь безумному архитектору этого мира, а могущественному чародею (или группе чародеев), по одному ему ведомым причинам заколдовавших трех живых существ в недвижные изваяния. В том, что «прекрасная девушка» не человек, Один успел убедиться – из-под прямых, изумрудным шелком ниспадающих по плечам, волос видны кончики востроносых ушей, впрочем, ничуть не умаляющих ее божественного очарования. Наверное, эльфийка! Она умоляюще «смотрела» на него, словно «прося» помощи, – казалось, еще мгновение и из зеленых глаз побегут трогательно-упрямые слезы, способные растопить лед сколь угодно жестокого и черствого сердца.

Харрол не мог оторвать взора от милого личика, женственной фигурки в простеньком безрукавном сарафане, чувственной маленькой груди… Он столь увлекся созерцанием совершенной красоты, что и не заметил сразу произошедших с Ламией изменений. А когда скосил взгляд налево, то было уже поздно – героиня древнегреческих мифов, высвободившаяся из каменного плена, не мигая глядя на него в упор, спускалась неспешно по одному из помостов на цветущий ковер поляны. Золотистая гладкая чешуя сверкала в лучах высокого солнца, словно змеиный хвост и впрямь сплошь состоял из благородного металла. Золотоволосая Ламия с большими немигающими синими глазами грациозно ползла к зачарованно глядящему на нее юноше.

Нагое человеческое тело с роскошной грудью и удивительно розовыми сосками чуть ниже талии гармоничным образом переходило в змеиное, украшено золотыми украшениями: широкие браслеты на руках, цепочка с ветвистой молнией, причудливые сережки в ушах, и тонкая диадема на голове. Чего она хочет от юного воина? Смерти? Может быть. Но так уютно и покойно стало, когда Ламия прижала к своей груди, когда лицо оказалось в ложбинке между ними. Ну и что с того, что ее хвост, вовсе не холодный как металл или змеиная кожа, обвился вокруг его ног, а сама возвышалась на целую голову над ним и волосы спутанные, – давно не знали расчески? Зато кожа женщины такая теплая и бархатистая, золотисто-смуглая, груди мягкие и податливые, руки, прижавшие к себе, такие ласковые и заботливые.

… Именно блаженная нега и насторожила его вдруг: ожившая статуя кровожадного чудовища (по греческим мифам) проявила небывалую материнскую нежность, а Один не то, что убивать ее не желает, но даже и помыслить не может причинить сему прекрасному созданию какой-либо вред. Лучше умереть в объятиях женщины (пусть и такой… такой… неземной), чем позорно бежать с поля боя, трусливо поджав хвост, словно щенок.

Ее влажные от пота маленькие ладони обняли его щеки, немигающие глаза воззрились в его. Он совершил опасный шаг в бездну, рискуя никогда оттуда не выбраться.

« Призраки Минувших Времен пропустили тебя!» – эти слова против воли Одина, заставив его вздрогнуть от неожиданности всем телом, вошли легким шуршанием листопада в его сознание. – «Ты должен был после этого меня убить!» – это действительно Ламия с ним говорила с помощью мыслепередачи, не раскрывая рта, поэтому Один немного успокоился. – «Но не сделал этого!»

Еще бы! Харрол не умел убивать тех, кто пытался убить его или мир, в котором он родился.

Ламия, похоже, подслушала мысли, потому как ответила в такт им:

« Все воины, коих пропускали Призраки Минувших Времен, испытывали ко мне – минимум – легкое отвращение, а когда я просыпалась, они брали в руки оружие с целью убить меня. Поэтому я высасывала их кровь и вновь уходила ко сну, дожидаясь следующих. Ты первый, кто, при виде моего пробуждения и