В беседке стояли два низких длинных дивана, покрытые плоскими шелковыми подушками. Между диванами – низкий столик, и больше ничего. Ветер неспешно шевелил ткань, скрывающую озеро, и Кэрри отодвинула её в сторону и облокотилась о перила, залюбовавшись лотосами.

– Юми сказала, ты была в храме, – зазвучал тихий голос за спиной. Сердце тут же подскочило в горло, Кэрри резко обернулась. После того, как увидела его другим, в истинном обличье, было слишком сложно видеть в нём профессора из пансионата. Этот Сакумо был другим, теперь Кэрри могла понять свою первую реакцию на него – страх. Безотчётный и неконтролируемый. И в то же время к страху примешивалась тайная гордость за то, что он выбрал её. Пусть ненадолго, но всё же из всех он выбрал именно её.

– Я хотела узнать тебя лучше, – тихо призналась она, стараясь не смотреть так жадно, будто не видела сто лет, не меньше. Будто они не расстались утром, не провели всю ночь в одной кровати.

– И как тебе то, что ты узнала? – он склонил голову набок, ожидая ответа и не спеша приближаться. В тёмно-сером кимоно и чёрных штанах, выглядывающих в прорези, с гладко зачёсанными волосами и чёрными, глубокими глазами он казался тем богом с картины.

– Это… странно, – вздохнула Кэрри, пытаясь быть предельно честной. – Ты был очень жестоким богом, да?

– Да, – ровно ответил он, сделав маленький шажок навстречу. – Тебя это пугает?

– Отчасти. – Кэрри невольно облизнула пересохшие губы. – Ты мог бы быть жестоким… со мной?

– Зачем? – казалось, Сакумо искренне удивился. – Я никогда не обижал женщин. Только если они были воинами, ведь на войне нет пола.

– И как много женщин мечтали быть рядом, когда тебе поклонялись?

– Немало, – скупо ответил Сакумо. – Когда ты молод и только-только начинаешь сознавать свою власть, устоять перед соблазном сложно. Да и нет необходимости. Мне некому было хранить верность, поэтому в моей постели очень часто оказывались те, кто хотел себе частичку бога.

– А потом появилась Линн, – подытожила Кэрри. Сакумо подошёл к ней так близко, что тепло его тела обожгло сквозь ткань.

– Да, – спокойно проговорил Сакумо, кладя руки на её талию и задумчиво поглаживая рёбра большими пальцами. – Тогда я верил, что это навсегда.

– Она приезжала сегодня. Сказала, что если захочет, может вернуть тебя в любой момент. – Кэрри не знала, зачем говорит это. Возможно, ей хотелось, чтобы он начал убеждать в обратном. Хотелось, чтобы он сказал что-то вроде «у меня теперь есть ты». Но Сакумо молчал, глядя поверх её плеча на озеро.

– Я не вещь, – сказал наконец так спокойно, что Кэрри невольно скрипнула зубами – как можно быть таким холодным?!

– Ты сильно её любил? Прости, что спрашиваю, но, согласись, я имею право на любопытство.

– Да, Кэрри, – он снова посмотрел на неё, – я сильно её любил. И знаю, что ты, вероятно, хотела бы услышать, что теперь я люблю тебя, но это не так.

– Было бы странно это услышать, – мягко улыбнулась она. Отчаянно хотелось положить руки ему на грудь, почувствовать биение его сердца. Просто обнять и вдохнуть его запах, почувствовать тепло, почувствовать, что она кому-то нужна. Что она здесь не одна. Но Кэрри не могла решиться и сделать это: слишком интимным вышел бы подобный жест. Что бы Сакумо ни говорил, она всё ещё не могла привыкнуть к тому, что сейчас он её мужчина. И плевать на какие-то правила и время, которое у них есть – надо просто поверить, что сейчас он принадлежит только ей. Не Линн с их общим прошлым, а ей, Кэрри, обычной смертной девушке с более чем фривольным и распущенным поведением, попавшей в пансионат, чтобы там вести себя не менее распущенно, хоть и следуя правилам.