Я была ужасно наивной тогда, в свои двадцать четыре года. Меня так воспитали, в полном отрыве от реальности. А он был взрослый мужчина. Умный и опытный. Наверное, это выглядело смешно. Он всё легко читал на моем лице. Как в открытой книге. Мои чувства были слишком явными. Правда, к счастью, только для него и меня. Я многое понимала в профессии, но ничего – в любви. В то время как он отлично знал, чего хочет. Вероятно, давно, если не сказать – сразу же. Только я тогда об этом не догадывалась.

…Как-то он вызвал меня. Было уже довольно поздно. Большинство сотрудников покинули офис. Мы сидели в его кабинете, говорили о бизнесе, обсуждали дальнейшие действия. Он умело раскручивал меня, вытягивая всё новые доводы, потом потребовал составить концепцию, выстроив иную методику. Отправил домой и дал мне время.

Для него я была готова на всё что угодно, вероятно, поэтому у меня и получилось. Через день я принесла. Разложила перед ним листы. Он долго читал, как всегда хмурясь, потом поднял на меня глаза.

– Вы это сами?

– А кто же? – спросила я удивлённо. – Папы уже нет.

– Как вы можете чувствовать это? – нахмурился он еще сильнее. – Не всякий опытный специалист в состоянии решать такие задачи. Это совершенно новый взгляд.

– Не знаю, – испугалась я, подумав, что, вероятно, это оттого, что так сильно люблю его…

Я чувствовала, что сегодня с ним что-то происходит. Мы были одни, что выпадало не так часто, и я тут же заметила в нём сильную перемену. Впрочем, он и не собирался скрывать этого. Было видно, что он принял решение, только я понятия не имела какое. Он отчего-то сделался резок со мной, если не в речах, то в поведении точно, и мне не удавалось понять причину. Словно он сердится на что-то. И это пугало меня.

– Дмитрий Сергеевич… – начала было я.

– Ты невозможно талантлива, – прервал он хрипло и, качнувшись вперёд, упёрся локтями в стол. – Откуда тебе знать такие вещи? Ты же совсем девочка.

Хорошо хоть не добавил «глупая».

И ещё он назвал меня на «ты». Впервые со дня нашего знакомства.

Я что-то забормотала про науку, про то, что это очевидно и концепция лежит на поверхности, но вскоре, столкнувшись с его тяжёлым взглядом, почувствовала, что краснею, и неловко провела ладонью по лицу. Мне вдруг показалось, что мы говорим вовсе не о работе. Он так смотрел, что я не знала, куда девать глаза, мне сделалось жарко, а он свои отводить и не думал.

– Хочешь ведь… – бросил он хмуро, и это снова прозвучало так резко, что я обомлела, заёрзав на стуле и не имея сил отвести глаз от его лица. Ибо и думать не смела о том, чего хочу от него.

Наверное, я не умела правильно влюбляться. Жёсткое доминирование отца с самого детства не научило меня относиться к мужчинам как к равным.

Он продолжал смотреть на меня изучающе, тяжело опираясь подбородком на широкий загорелый кулак.

– Дмитрий Сергеевич, я…

– Дай мне… – сказал он вдруг, не меняя позы.

Сказал так просто, что я даже не успела испугаться. Таких слов я ещё не ведала тогда, хотя, наверное, давно следовало бы. В моём возрасте не понимать подобных вещей было уже неприлично…

– Что именно? – подняла я ресницы, бестолково пошарив глазами по столу, но не найдя ничего, что могло бы заинтересовать его, снова взглянула и вдруг почувствовала жуткий озноб, столкнувшись с его мрачным взглядом. Пальцы застыли, а щеки, наоборот, разгорелись так сильно, что сделалось больно глазам.

Он долго смотрел, настолько долго, что казалось, это никогда не кончится, потом резко поднялся во весь свой огромный рост, неожиданно громыхнув стулом, и я вздрогнула, а он подошел совсем близко молча нависая надо мной, но не делая никаких движений. Это было странно, неловко и вызывало в душе такую бурю чувств, что стало совсем невозможно дышать. Я распахнула глаза, уставившись на него. Мне пришлось для этого сильно запрокинуть голову, и я испугалась, что сейчас упаду назад вместе со стулом. Его взгляд был таким тёмным, а зрачки – широкими и неподвижными, что я совсем утонула в них, будто рухнула в омут, и задрожала в смутной тревоге, которую он тут же заметил, потому что губы едва уловимо дрогнули.