А на маминых похоронах она сказала Лизе: «Ничего не бойся, справимся. Мы ведь вдвоём».

Лиза и не боялась. До самых сороковин.

А потом она осталась совсем одна.

Нашарив пульт, Лиза включила телевизор.

«День рожде-е-нья, грустный пра-а-здник…» – немедленно донеслось оттуда, и она, вздрогнув, переключила канал.

– Французский министр заявил о желании Парижа снять санкции с России, – сообщил диктор. – Он подчеркнул, что лично обсуждал вопрос отмены продуктового эмбарго с российским правительством, однако, теперь вопрос снятия санкций будет зависеть не столько от Франции, сколько от позиции всего Евросоюза.

Лиза снова нажала на кнопку.

– По словам госсекретаря США Джона Керри, необходимо последовательное стремление всех сторон решить проблему выполнения минских договорённостей.

«Какой дождливый июнь. Даже на улицу не выйдешь. Надо бы купить продуктов, но в такую погоду неохота… бог с ним, сварю макароны», – подумала Лиза и снова переключила программу.

– Для российских журналистов, которые ведут репортажи из горячих точек, разработали новый бронежилет, – возвестили с экрана. – Работа репортёра в зоне конфликта на сто процентов отличается от той, что ведётся в мирное время.

Утренние новости явно не радовали. Она вздохнула и выключила телевизор. Экран послушно погас.

Лариосик бесшумно спрыгнул на ковёр, потянулся и сладко, с оттяжкой, зевнул, показав розовый язычок.

Дождь продолжал монотонно стучать по карнизу.

«Как же мне всё надоело, господи… – неожиданно подумала она. – Нет, больше так продолжаться не может! В конце концов, это просто невыносимо. Не знаю как, но я должна немедленно что-нибудь изменить. Прямо сегодня. Да, сегодня или никогда!»

Лиза резко поднялась с дивана, нашарила ногами тапочки, но вдруг, зацепившись каблуком за край ковра, неловко взмахнула рукой и, качнувшись, ударилась плечом о стеллаж с книгами. Стеллаж вздрогнул, слегка шатнувшись, и маленький хрустальный ангелок, слетев с полки, больно шлёпнулся ей на макушку, после чего скатился вниз и аккуратно приземлился прямо на раскрытую ладонь.

– Бом-мм! – моментально откликнулись с полки старинные бронзовые часы…

…Удивлённо потирая макушку, снова устраиваюсь на диване. Кот моментально сворачивается рядом.

Всё-таки я, конечно, очень странный человек. Несомненно странный, непонятный для окружающих. Молчунья, нелюдимка, одиночка, буквоедка. Люди таких сторонятся, не любят. Да еще и язык – бритва. Скажу – как припечатаю. Слыву синим чулком, старой девой. Это данность, узаконенный факт. Я живу однообразной жизнью, работаю в скучном журнале, иногда езжу в командировки, присутствую на мероприятиях, пишу статьи, обзоры, аналитические материалы, в лучшем случае – интервью с малоизвестными персонами, руководителями вузов столицы и не только…

Я люблю свою работу? Нет.

Стоп! Я не люблю свою работу. Что это значит? Я к ней привыкла, она меня худо-бедно кормит. Я умею её делать.

Так. Вот с этого места будем разбираться. Почему я только сегодня задумалась об этом? Сегодня! Именно сегодня у меня очень важный день! Просто я пока ещё не понимаю почему. Но точно знаю – очень важный!

Что-то случилось. Как по голове ударило.

Так ведь и ударило же! В прямом смысле.

Опускаю глаза, разжимаю ладонь. Машинально разглядываю ангелочка, провожу пальцем по его граням. Надо же… с полки упал… и прямо в руку… ангелочек… ангел…

Так, стоп! Ангел. Так это же он – мой Ангел! Я ведь уже три года пишу о нём!

Я уже три года пишу книги. Просто так, от скуки.

Я же больше ничего не умею, только писать. Вот и пишу. В стол. Вернее, в компьютер. Я так развлекаюсь. Живу в мире странных фантазий. Придумываю от одиночества, летаю бог знает в каких мирах… Уже две книги написала, сейчас пишу третью…