Следующие три недели в обществе Льюиса оказались для Зайцева сущим адом. Тот то плакал, то причитал, то вдруг разражался чрезмерными лучезарными надеждами, подражающими абсурдностью и беспочвенностью.

По прошествии времени уже на Земле Зайцев решил, что Льюис своим безумием спас от сумасшествия самого Зайцева, заставив мобилизоваться для сиюминутного спасения жизни, и отвлекая мысли от перспективы гибели неизбежной, но более отдаленной по времени. И от гибели известного ему мира заодно.

***

Зайцев сидел смирно, но начинал раздражаться.

Вокруг него с проводами и присосками неловко и бестолково суетился ассистент Робура по фамилии или прозвищу Маджента. Из тех, у кого на лбу написано – «никчемный».

«Надо же, – подумал Зайцев, – сколько умных и талантливых людей исчезло в ненасытной глотке Пана, а этот absolutely useless живет себе как ни в чем ни бывало». Поразмыслив, однако, Зайцев понял, что как раз тут все логично – зачем Пану есть никчемного?

Робур стоял у стены, и мрачно наблюдал за происходящим, даже пытаясь вмешаться.

– За что Вы нас так не любите, Джеймс? – спросил Зайцев.

– Объяснить? – Робур исподлобья глянул на Зайцева.

– Будьте любезны.

– Вам не понравится.

– Переживу. Я любопытен.

Робур присел на край стола и скрестил руки на груди.

– Как хотите. У вашей команды есть кое-что общее, что отличает от других людей на острове. Дьюи, Вы, Флавиньи, Хенсон – все вы потрясающе спокойны. У вас чисто физиологические показатели – как у людей, у которых все в полном порядке. Ни постоянных кошмаров, ни приступов страха, ни видений, ни панических атак, как у большинства находящихся на острове. Все здесь психически травмированы – особенно после ужасов первых месяцев, да и из-за дальнейших событий тоже. Почти все какое-то время жили в окружении одних присоединенных. Все видели сотни, если не тысячи смертей. Все пережили превращение друзей и знакомых в марионеток. У всех нервы разорваны в клочья. У всех – кроме вас. Вы – равнодушные монстры, абсолютно лишенные сострадания к другим людям. Видимо, это принцип, по которому Пан вас собрал.

Зайцев пожал плечами.

– А что в этом нового, Джеймс? В любой катастрофе больше шансов на выигрыш имеют невозмутимые.

– Нового ничего, – согласился Робур, – Хорошего – тоже.

Зайцев вдруг улыбнулся.

– Знаете, что забавно, Джеймс? По мнению мистера Дьюи главная причина, что нас готовят интакты, в заботе хозяина о нашем психологическом комфорте. Если это так, то, возможно, Вы существуете как самостоятельная личность исключительно благодаря нашему спокойствию. Вы считаете, это повод для неприязни?

– Нет, – с каменным лицом сказал Робур, – Это повод для ненависти. Залезайте в тренажер. Мы уже на десять минут отстаем от графика.

***

Зайцев опоздал на обед, и вышел на веранду, когда Дьюи и Стивенс уже сидели там. Здесь же к его удивлению оказалась и мадемуазель Флавиньи.

– Жанна, – Дьюи ласково и даже, как показалось Зайцеву, с некоторой жалостью, говорил девушке, – Ваша ошибка в том, что Вы считаете, будто у Вас есть какой-то выбор. Когда Вы поймете, что, на самом деле, выбора никакого нет, Вы немедленно успокоитесь.

– Как Вы? – сердито уточнила Жанна.

Дьюи с улыбкой кивнул.

– А если я не хочу покоя?

Дьюи покачал головой.

– Это тоже не Вы решаете.

Жанна надула губы, развернулась так, что у самого лица Зайцева промчался вихрь с легким цитрусовым ароматом. И вышла.

Дьюи хмыкнул, медленно, как бы нехотя, поднялся из кресла, небрежно кивнул и отправился за ней.

Зайцев повернулся к Стивенсу.

– Я ничего не понял. О чем это они?

– А Вы не в курсе? – бортинженер тихо хохотнул, – Некоторое время назад – еще до прибытия на остров, – Стивенс пальцами отбарабанил дробь на ручке шезлонга, – наша Жанна переспала с Паном.