Скука.
Хотя… А здесь хорошо. Выгнал овец на склон горы – и иди куда хочешь. Весь мир перед тобой. Осий? А что Осий? Осий молчал и правильно делал.
С каждым разом походы Ииссаха становились все продолжительнее. Он открывал для себя новые и новые места. И с каждым разом в нем все сильнее зрело ощущение родства с окружающим миром.
Ииссах поднял голову.
У меня нет дома. Зачем мне дом, когда все это – мое?
Как красива эта благословенная земля!
Если бы только не ненавистные римляне.
Ииссах достал из-за пазухи крест.
Он, точно он!
Но как же так, ведь он все помнит, он видел своими глазами, как Иошаат бросил его в огонь! Значит, кто-то потом его все-таки достал. Но кто? Ясно одно – крест нельзя приносить домой. Значит, его надо спрятать. Он может здорово пригодиться.
Ииссах выбрал две скалы рядом одна с другой и на коленях начал рыть яму в расселине между ними, ворча на попадающие под руки камни и нетерпеливо отшвыривая их в сторону. Потом, когда яма была готова, взял крест, в последний раз разглядывая его. От креста исходила молчаливая грозная сила, непонятная Ииссаху. Он только чувствовал, что эта сила враждебна ему. А это кольцо сверху! Зачем оно?
Ииссах поднял камень потяжелее и с остервенением обрушил на кольцо, потом еще и еще раз.
– Что ты делаешь?
Ииссах поднял голову на голос.
Над скалой показалась голова черноволосой девушки с венком на голове.
Мирра.
Она с любопытством разглядывала его.
– Не твое дело, – буркнул он.
Жалко. Не успел.
– Ииссах, почему ты обижаешь меня? – прошептала Мирра.
– Мирра, мне не до тебя. Иди домой.
– Не прогоняй меня.
Ииссах убрал руки с камня, под которым находился крест.
Ну, все. Пристала, теперь не отстанет.
– Уходи в свой Медждель.
Вместо ответа Мирра вдруг засмеялась.
– Какой ты…
– Какой?
– Смешной! Посмотрел бы ты на себя, чумазого!
Смех у нее звонкий, как удары камнем по металлу.
Ииссах разозлился, сам не зная почему.
– Убирайся отсюда.
– Я не хотела тебя обидеть, – Мирра перестала смеяться.
– Неважно. Убирайся.
Крест с собой не взять, она увидит. Значит, надо прогнать ее со скалы и закончить это дело.
Она, закусив губу, продолжала смотреть на него. Ииссах сжал зубы.
– Я сказал, убирайся отсюда!
Голова ее скрылась за краем скалы. Ииссах торопливо отвалил камень, опустил крест в яму и забросал землей, водрузив камень сверху. Он поднялся на ноги, отряхивая руки.
– Ты закончил? – над скалой снова показалась голова Мирры.
– Послушай, ты! Что я должен был закончить?
Мирра вздохнула.
– Но с тобой теперь можно поговорить?
– Мне пора домой.
– Ну и иди.
Ииссах вышел на дорогу, снова оглянулся. Мирра сидела спиной к нему у края скалы. С венком на голове, освещенная заходящим солнцем, она что-то тихо напевала. Ииссах прислушался.
Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее.
Если бы кто давал все богатство дома своего за любовь,
то он был бы отвергнут с презрением15.
Ииссах прошел по дороге несколько шагов, а потом внезапно повернулся, сам не зная почему, и крикнул:
– Эй, Мирра!
Песня смолкла. Мирра вскочила на ноги.
– Что?
– До свиданья!
Ииссах бегом скрылся за поворотом.
* * *
– Ну и холодина! Эй, фракиец, ты еще жив?
Пантера приподнялся на локте, осматриваясь. Взялся за кувшин, перевернул, потряс его и с отвращением отбросил в сторону.
– Вот так всегда… Тит, эти иудейские пески и камни начинаются в моей пересохшей глотке!
Тит, проснувшись, тоже сел, моргая распухшими глазами, потом огляделся.
– А где Бибул?
Пантера вскочил, шагнул за скалу, вернулся.
– Действительно. Эй, Бибул! Куда мог провалиться этот цыпленок?
Приятели быстро оделись, поеживаясь от холода. Берег был уже скрыт в тени скалы, и только вершины деревьев еще освещались заходящим солнцем.