Гадасса поднялась с колен, торопливо утирая руки пучком травы. Екевах. Она хоть и старше его на целый год, но он – сын, первенец, мужчина.
Екевах подошел ближе, недоуменно оглядев окровавленный комок на камне.
– Не знал я, что у нас дома ворожбой занимаются, – наконец сказал он.
Гадасса не успела ответить, потому что Хаддах бросился к воротам навстречу еще одному брату. Осий, второй сын, на пару лет младше Екеваха, тонкий, худощавый подросток, вернулся с пастбища усталый и запыленный. Суламитт подошла к братьям с кувшином для омовения рук.
Наконец, все расселись, и Екевах прочитал молитву, подняв над головой рано познавшие труд мозолистые руки ученика древодела, наследующего дело отца.
Вечерняя трапеза началась.
– Как твоя работа, Екевах? – спросила Гадасса: по неписаному семейному закону разговор за столом должен быть начат непременно старшими.
– К нему приходил равви Мешуллим, – зачастила Суламитт и осеклась под укоризненным взглядом сестры. – Прости, Екевах.
Екевах выждал паузу, достаточную для того, чтобы сгладилось впечатление от бестактности Суламитт.
– Ко мне приходил равви Мешуллим, – сказал он наконец, – с известием о смерти старого Олама.
– Умер старый Олам! – Гадасса печально воздела руки, зазвенев медными браслетами. – Я знала его еще девочкой, он был добрый, всегда подшучивал надо мной и дарил что-нибудь: персик изюм, эгоиз…
– Равви Мешуллима интересовало, может ли он направить ко мне в отсутствие отца родственников покойного Олама для заказа гробницы.
– Гробницы, – зябко поежилась Суламитт.
– И что ты ответил равви Мешуллиму? – спросил Цевеон.
– О равви Цевеон, я ответил равви Мешуллиму, что готов принять родственников покойного Олама, – Екевах шутливо поклонился Цевеону. – Все наше благополучие держится на таких заказах. А на вырученные деньги, если их хватит, конечно, брат мой, я куплю тебе еще один свиток. Ты рад?
– Да, – сказал Цевеон смущенно.
– Еще больше будет рад наш отец, – сказала Гадасса, – он всегда говорил, что один свиток Завета в доме важнее десяти еф муки.
– Да, тем более – потомкам царя Давида, – кивнул Екевах.
– А ты справишься без отца? – спросила Гадасса.
– Справлюсь, отец меня учил работе с камнем. Справлюсь, если, – Екевах засмеялся, – если мне не помешает еще один потомок царя Давида.
– Кто, Хаддах? – спросила Гадасса. – Этот непослушный мальчишка…
– Нет, не Хаддах, – Екевах покачал головой и хитро улыбнулся, – я хочу до возвращения отца успеть закончить еще одну работу.
– Тоже заказ? – спросил Цевеон. – Еще гробница?
– Нет, не заказ и не гробница.
– А что же это тогда? И при чем тут потомок царя Давида?
– Я хочу сделать колыбель для новорожденного.
– Для него? – понизив голос, со значением спросила Гадасса.
– Да, – кивнул Екевах, – он ведь – новый член семьи, и надо заботиться о нем.
– Колыбельная и гроб! – закричал Хаддах. Все засмеялись невольно, и он снова повторил: – Колыбельная и гроб!
– Да, Хаддах, – сказал Екевах, – колыбельная и гроб, а между ними размещается вся жизнь человеческая.
– Успеешь? – спросила Гадасса.
– Я буду вставать до рассвета и работать дотемна, – сказал Екевах.
– Может быть, тебе помочь? – спросил ревниво Осий.
– А кто же тогда будет пасти соседских овец? Твоя работа тоже очень важна, и дает семье лишний кусок хлеба.
– Кстати, ты сегодня что-то задержался. Ничего не случилось? – спросила Гадасса.
– Нет, все в порядке, – махнул рукой Осий, – просто одна из овец потерялась, так что пришлось побегать по холмам за нею.
– Наверно, эта была одна из овец Ал Аафея, – шутливо сказала Гадасса.
– Ну да, – кивнул Осий, – они у него такие же любопытные, как он сам, так и норовят куда-нибудь удрать.