Тихий гул, словно лёгкий бриз, пронёсся по дому. Люди делились своими догадками по поводу личности чужака и мыслями о том, как с ним поступить. Гул нарастал, начались споры, готовые перерасти в потасовку.

– Тиха! – староста оборвал нарастающий галдёж. – Полумёртвый, говоришь? Оно по тебе видно, – процедил он. – Был бы не связан, с радостью бы всех нас перерезал. Так? Так! Я сразу заприметил твою выправку, то, как ты держишь себя. Не знаю, кто ты на самом деле, говоришь ли ты правду о своей памяти, но верить я тебе не могу! У нас для того, чтобы верить, власть есть. Пусть она и решает. По мне, ты человек служивый, а потому пока не сдам тебя барону, будешь связан. От греха. А сейчас всем тиха. Спать. Завтра пойдём в город, – староста буркнул под нос ругательство и уснул.

Буря утихла только под утро. На рассвете люди украдкой выглянули из дома и ужаснулись масштабам бедствия, которое принесла гроза. Всюду валялись обломки досок, поваленные деревья, камни, принесённые с гор. Не все дома выдержали удар. С одних снесло крыши, другие исхлестало так, что они стали совсем непригодными для жилья. Каким-то непонятным образом обошлось без смертей. Пострадали только два мальца, припозднившиеся из леса. Одному из них камень угодил в плечо, переломив его, словно зелёную веточку, другому камень оцарапал щёку. Первый своим ранением хвастался, показывая перевязанную руку. Второй молчал. С тех пор, как он увидел огромный булыжник, пролетающий мимо его головы, он не произнёс ни слова. Староста оценил нанесённый урон и приказал наводить в деревне порядок, пока сам он ходит в город.

– Хаген! Тарбен! – выкрикнул Альдест.

Из-за угла ближайшего дома выбежали два молодых парня с одинаковой внешностью. Рыжие, веснушчатые, длинные. Они подбежали к старосте и преданно уставились на него, раскрыв рты. Взгляды их были напрочь лишены всякой мысли. Альдест вздохнул.

– Берите свои топоры. Пойдёте со мной. Поведём шпиёна к барону.

Парни быстро закивали, широко улыбаясь, обрадовавшись возложенной на них обязанности и возможности побывать в городе.

– Давайте-давайте, поторапливайтесь, – заворчал Альдест. – Когда ещё обернёмся по такой погоде. Весь день, поди, проходим.

Небо нависает над головами тяжёлыми тучами. Природа ещё не оправилась от ночной вакханалии: птицы не радуются звонкими переливами новому дню, не жужжат над ухом оводы, трудяги-шмели не спешат усесться на радужные ароматные цветы, призывно покачивающиеся на ветру. В воздухе ещё висит запах грозы.

Дорога в город петляет меж ровных полос засеянных полей, теряется в высокой траве диких лугов. Глубокая колея, наезженная тяжелыми, гружёными возами, после проливного дождя наполнилась водой. Земля раскисла. При каждом шаге пленник и его охранники скользят, перемешивая грязь, глину и навоз, проваливаясь в колею. Уже скоро они были по пояс в грязи.

– И почему я не взял телегу? – сокрушался Альдест. – Путь не близкий. Сгинем мы в этой трясине. Ей-ей сгинем.

Он громко выругался и в сердцах толкнул пленника, чтобы тот шевелился скорее.

– Не получится, милсдарь Альдест, – прогундосил один из сопровождавших его парней. – Телега увязнет в этой каше. Только люди и пройдут. Даже лошадь долго не протянет. Только люди.

Альдест снова выругался. И что его понесло сегодня в город. Дождался бы, пока дорога подсохнет. Пленник крепко связан, куда он денется. Нет, надо было выслужиться.

Тяжело вздохнув и обругав себя, чужака, не вовремя пришедшего в деревню, дождь и самого Тандерера, староста понуро, утопая по колено в грязи, пошёл дальше. Окружающая обстановка, холод, хлюпающая в сапогах вода и компания не располагали к длительным разговорам.