– Тебя, Кузьмич, нам сам Господь прислал, – бабушка радовалась и не знала, как угодить старику, который стал в доме настоящим хозяином.

– А кто же ещё? Он, родимый, – и благоговейно крестился.

– Деда, а ты в Бога веришь? – я с гордостью носила красный пионерский галстук, и вера в Бога казалась мне пережитком какого-то древнейшего, чуть ли не первобытного, прошлого.

– Конечно, верю, а ты, что ж, егоза, без веры жить собираешься? Я на войне только верой и спасался.

Чудны мне были его разговоры, но любопытство заставляло задавать новые вопросы и слушать удивительные, неожиданные ответы. Мне с ним говорить было крайне интересно.

Вечерами я заглядывала за занавеску к Кузьмичу и слушала его мерное спокойное бормотание текстов из Библии и молитв на сон грядущим. Понимать – не понимала, но его тихий голос и мягкие речевые обороты успокаивали и наполняли меня какой-то неизведанной доселе благодатью. После них я всегда легко засыпала и крепче спала. Со сном у меня были проблемы с самого рождения – из-за боли в ногах. Только начинала засыпать, как мои ноги, будто отдельно от меня, начинало выкручивать, и я не знала, куда и как их уложить, чтобы они спокойно уснули вместе со мной.

– Ненавижу свои ноги, – жаловалась деду.

А он неодобрительно качал головой и говорил, что ненависть – плохое чувство.

– Ненавидеть легче, любить труднее. Но жить в любви легче, нежели в ненависти. Ты полюби свои ноги и проси батюшку Серафима, чтоб облегчил твою боль.

И читал для меня молитву, но я помнила только первую строчку: «О, пречудный отче Серафиме!»

– Ты запомни, внученька, жить надо с любовью ко всем людям и ко всему, что вокруг. И за всё Господа благодарить.

– И фашистов надо любить, и поезд, который задавил твою внучку? – не понимала и пыталась подловить старика трудными вопросами.

Он ласково смотрел на меня, гладил по голове:

– Возлюби ближнего, как самого себя. Человек слаб и грешен, и Господь ему судья.

Так, в трудах и разговорах, пролетели лето, осень. Зима была поздней и сырой. Подмораживать начало только ближе к новому году. Долгими зимними вечерами дед рассказывал мне о святых, преподобных, старцах и старицах. Рассказывал интересно, как сказки, и совсем не призывал меня молиться, верить. Для самого же вера была естественной, как дыхание.

Наступили зимние каникулы. Крепчали морозы, и я каждый день бегала проверять, как замёрзла река, чтобы наконец-то надеть коньки и лететь по ровному льду навстречу зимнему солнцу, наслаждаясь движением и скоростью.

Солнце клонилось к закату, подморозило крепко. Я, неразумная девочка, осторожно наступая на лёд, шла от берега к середине реки маленькими шажками. Внезапно лёд захрустел, под ногами почувствовалась пустота, и я вмиг оказалась по грудь в воде. Тяжёлое ледяное течение пыталось затянуть меня под лёд, а намокшая грузная одежда тащила ко дну.

Животный страх сковал меня, и я, пытаясь звать на помощь, не услышала свой голос. Слышала только тяжёлые удары сердца. Да и кому было кричать вдали от посёлка и дорог на закате зимнего дня? Но я продолжала слабым, каким-то хриплым голоском кликать о помощи. Ног и тела уже не чувствовала, они неподъёмной ношей затягивали меня под лёд, но, в панике продолжая бить руками по льду, сумела повернуться лицом к берегу. Оказалось, что отошла я от него совсем недалеко и лёд впереди меня был очень хрупкий.

«Ручей, впадающий в реку», – едва успела подумать, как мороз, сковавший моё тело, стал лишать меня сознания.

Перед глазами встали образы мамы, бабушки. Чётко увидела деда, и промелькнули мыслью его слова: «Ты делай, а надейся на Бога, верь, и тогда любое дело спорится. Проси – и будет тебе». Я, как истинная пионерка, спорила с дедом и доказывала, что надеяться человек должен только на себя. Наш спор, как поняла в дальнейшем, был вечным, и сейчас, вспомнив о спасении, стала с неистовым отчаянием бить по хрупкому льду и молиться всем, о ком рассказывал мне сказками Кузьмич. Молитв не зная, я повторяла запомнившиеся обрывки фраз и искренне верила в помощь и своё спасение. Я уже не просила слабым голоском о помощи, а громко кричала из глубины испуганного сердца: «Господи, помоги!» И верила, что меня слышат, что мне помогут, что меня спасут. Верила!