– Да вы шутите?

– Нет, это вы шутите. А я серьезно. И наркоманов всех бы посадила.

– Не удивлен, что у нас в стране полно беззакония, если в Следственном комитете такие взгляды.

– А я удивлена, что нас всех еще не перерезали, не передавили ваши невинные наркоманы или алкаши проклятые.

Вадим вскочил, он закурил, отошел под сосны и лиственницы. К нему подбежал Василий и шепнул:

– Не слушай ее, пьяная баба, язык как помело.

– Да нет, она права в чем-то. Ты прости, Вась, поеду я, не могу я, как-то второго сорта, что ли… не могу. Извинись перед Верой.

Вадим сел в машину, и обескураженный друг открыл автоматические ворота, за которыми за мгновенье скрылся старенький «Форд».

Лидия с недоумением и тревогой смотрела на происходящее, за стол вернулся Василий, накатил рюмку водки, подчеркнуто не предложив Лидии. Заведенная, она не могла остановиться:

– Я права. Если б Воронкин не пил тогда. Что?

У Лидии по красным щекам ползли слезы. Василий молчал. С крыльца сошла Вера, она обняла Лидию:

– Поплачь, поплачь! Все лучше, чем ненавидеть… Вадику тоже пришлось. Война все-таки. Он алкоголик, лет пятнадцать в завязке уже.

Терлецкий уехал в офис работать, несмотря на воскресенье: он и не помнил, что такое воскресенье, хотя иногда вспоминал детство и счастливые бездельные дни шаббата, которые не пропускал его религиозный отец. Но Терлецкий был уверен, что Богу, если он есть, все равно, работает он шесть или семь дней в неделю. В бизнесе не было шаббатов: последние двадцать пять лет он делал деньги, у этого занятия не было перерывов и выходных. Впрочем, раза три-четыре в год он улетал в хороший гольф-клуб и целыми днями энергично проходил лунки, иногда в обществе инструктора, игрока Высшей лиги, иногда вместе с такими же деловыми мужчинами, для которых в эти часы не существовало ничего, кроме зеленой травы, клюшек и лунок. После легкого ланча он отдыхал, трахал свою «сучку» и вечером выводил ее в ресторан, неимоверно красивую в полупрозрачных волшебных нарядах, увешанную баснословными искрящимися украшениями. За ужином он снова делал деньги в обществе таких же одержимых мужчин в черных смокингах или безупречно сидящих вечерних костюмах. По дороге на работу Терлецкого посетило странное чувство, он вдруг понял, что соскучился по Лауре. «Жаль, не родила Ларка… красивые бы были… Черт, надо ее найти все же!» Он набрал руководителя безопасности, тот ответил после второго гудка.

Леночка уже жалела, что согласилась на прогулку с мамой. Во-первых, она пошла в платье и босоножках и сразу поняла, что после вымощенных дорожек в центральной части поместья идти тяжело, дорожка к озеру сохранилась в первозданном виде, и идти по ней на каблуках неудобно, но не возвращаться же! Леночка выросла в скромной, интеллигентной семье – больше всего на свете она ненавидела скромность и интеллигентность. Лет с тринадцати она мечтала продать свою уже проявившуюся красоту и «манкость» подороже. В отличие от подобных ей девушек, которые уже с пятнадцати-шестнадцати лет жили за счет мужчин, Леночка искала беспроигрышный вариант… И внезапно глупо и нерасчетливо влюбилась в богатого известного мужчину. Она училась в университете, он подъезжал за ней после пар на прижатом к асфальту спорткаре, и она легкокрылой бабочкой летела навстречу гонкам на машинах, безумным закрытым вечеринкам и крышесносному суточному сексу. Увы, все повернулось совсем по-другому. Но она была готова на все ради любимого: даже жить с Терлецким и даже выйти за него, если получится…

– Если получится, мы должны устроить свадьбу на Сардинии в сентябре. Говорят, это сезон сбора винограда, как же я хочу увидеть эти осенние виноградники, попить молодого вина!