– Miss Ries, have you finished? Could you, please, walk with children? It’s nice outside.

Англичанка, не допив кофе, мигом подхватилась и увела двух белобрысых мальчиков шести и четырех лет из столовой. Галина моментально среагировала на реплику Леночки:

– А что прикажешь ему собирать: вышивки народов мира?

Это был прямой наезд на пристрастие Леночки к вышивке. Ее действительно симпатичные работы – вышивка крестом «Дама в шляпке» и «Девушка с васильками» – теперь «украшали» их с Терлецким спальню, которую оформлял в стиле art-deco с трудом выписанный из Лондона Лаурой и стоивший неимоверных денег Терлецкому декоратор с мировым именем. Леночка собралась обидеться, но передумала. Она задумчиво смотрела куда-то в сторону, между профилем Георгия и окном. Георгий вежливо отозвался:

– Лена, Раиса Леонтьевна, у папы приличная коллекция постимпрессионистов. Просто хранить ее в России небезопасно.

– Прекрасно, прекрасно, мы с Леночкой обожаем импрессионистов… и постимпрессионистов, конечно. Искусство так…

– И что ты об этом думаешь? – Галина бесцеремонно перебила сентенцию, которой уже была готова поделиться мать Леночки. Давид Иосифович сморщился.

– Папа, что происходит? Слава Богу, мой лорд не знает, что тут у нас творится. Представляю его шокированную британскую морду.

– А что творится? Не преувеличивай, твой лорд и пикнуть не посмеет: он получил сполна и на свой замок, и на жизнь, – Георгий спешил на выручку отцу, который, конечно, не нуждался ни в какой поддержке, но это был хороший повод продемонстрировать лояльность.

– Следствие идет, – буркнул Терлецкий.

– И что, мы должны как-то участвовать в этом следствии? Семью всегда трясут в первую очередь. Нам что, готовиться к подвалам Лубянки?

– Галка, ты поменьше BBC их слушай, – Георгий, как обычно, встрял в спор со сводной сестрой: – Нормальное следствие, в конце концов, Ларка реально пропала.

– Может, мне с детьми вернуться в Лондон, пока не поздно?

– А чего ты вообще приехала? Я же слышал: separated, separated… Что, сломался твой лорд? Не выдержал твоих забегов в ширину?

– Не твое дело. Пап, я обязана это выслушивать?

Терлецкий неторопливо дожевал, покомкал у рта белоснежную накрахмаленную салфетку и, вставая, произнес с подчеркнутым безразличием и даже некоторой долей иронии:

– Галя, привыкай к новой ситуации. Жорж, спасибо тебе за поддержку, конечно. Нам всем придется ответить на некоторые вопросы.

– И мне? – пискнула Леночка. Было видно, что ей не хочется отвечать ни на какие вопросы, и вообще желательно оказаться подальше от семейного гнезда Терлецких, на теплом песке красивого острова в бирюзовой лагуне, подчеркивающей синеву ее глаз.

                                         * * *

Оказывается, самое страшное в жизни – неопределенность: знакомое зло как бы и не зло вовсе, а растворенная в суете рутина, а вот неопределенность – вот он, оскал Сатаны, апокалипсис сегодня и, кажется, Тютчевское: «И бездна нам обнажена с своими страхами и мглами…» Где я, мать вашу? Что происходит? Почему подо мной смятая простыня? Почему вокруг меня не запах вонючего клея и дорогого дезинфектора, а старого дерева и пыли? Я сплю? Я умерла? Тогда почему я чувствую сквозняк и в нем запах уже увядающей сирени и только расцветшего жасмина? Почему со мной никто не разговаривает? Сколько времени я уже здесь, очевидно, это не клиника, а что?

Я помню, как я уснула слишком крепко и слишком надолго, как мне показалось, а может, я и сейчас во сне? Вот она, эта неопределенность, меня по-настоящему пугает. Я не боюсь, я не должна бояться. Что страшнее может случиться, чем лежать, как бревно? И не знать, кто и зачем это сделал с тобой. Кто и зачем? Ну, зачем – к бабке ходить не надо! Из-за бабок, конечно. Смешно! К бабке из-за бабок! Кто из них? Перебираю кандидатуры своих врагов. Сам Хозяин? Нет, однозначно нет! Не потому, что добр, просто практичен: зачем ему из-за нескольких миллионов, мелочи, по сути, весь этот геморрой? Жоржик? Жоржику деньги всегда нужны: дорогие увлечения и особенно недешевые пороки, но Жоржик хлипок душой и телом: у него и кишка тонка, и другие части прококаиненного тела, не говоря уже про великий семейный «секрет»: не слишком умен законный сын финансового гения Давида Иосифовича Терлецкого. Гала… вот это темная лошадка со своим лордом и бездонной финансовой прорвой – его аббатством. Может, неслучайно моя авария совпала с ее неожиданным возвращением домой? Эта умна, деятельна и беспринципна. Если баблосики закончатся, она не только меня в расход, она и папашу своего придушит. Или все же это новая сучка Терлецкого со своей мамашей? Но как? Две телки: молодая и старая – тяжелее эпилятора в руках ничего не держали. Или заказуха?