– Ангел мой, хочешь поехать жить в Союз?

– Не знаю. Наверно, хотела бы. У меня есть заветное желание – побывать на родине мамы, поехать в Якутию, в Колыму…, – задумчиво произнесла девушка.

– В Колыму? – как-то тревожно переспросил Алексей.

– Да. В Колыму. Моя мама родилась там, но воспитывалась в детском доме в другом месте. Я в Якутии никогда не была. В последний год жизни мама много рассказывала об этом удивительном крае, часто говорила о своих странных мистических снах. Это особенная история – ее сны, я бы сказала, что это были шаманские видения. Поэтому мне обязательно надо туда съездить и понять многое.

– Ангелина, ты же родилась, выросла в Союзе. Это твоя родина. А я там словно чужой, и здесь я – не свой. Я не мог остаться там, хотя за пять лет учебы в аспирантуре полюбил Москву, встретил женщину, женился, родился сын. Но Алена, которой был очарован сначала, оказалась слишком приземленной и практичной. Эту приземленность и практическую сноровку, даже некую хамоватость я принял за силу характера и стойкость советской девушки.

А ты, Ангел мой, совсем иная. Видимо, смесь северной мистической крови в тебе делает тебя особенной, неповторимой, кроткой, но в то же время сильной внутренне, загадочной и утонченной, – проговорил Троицкий, заглядывая в медовые глубокие и сияющие особенным светом глаза девушки.

Затем взял нежные с длинными тонкими пальцами руки Ангелины, страстно прижал к своим губам. Девушка потупила глаза, залилась румянцем:

– Алексей Александрович, не надо так… Я – не особенная, я – такая, какая есть. Иногда я вас боюсь, вы – очень сложны для моего понимания. Я – простая девушка, выросшая в провинции, далека от мира белой эмиграции и аристократических условностей. Мы с вами – очень разные.

– Ангел мой, извини, если я чем-то огорчил тебя. Геля, милая, почему до сих пор называешь меня на «вы» и зовешь по имени и отчеству? Неужели, за эти годы я не заслужил твоего доверия и близкого отношения ко мне?

Вдруг девушка, набравшись смелости, посмотрела в близорукие темные, полные нежности и ласки, глаза Алексея, тихо, почти шепотом спросила:

– Алексей, Алеша, вы любите меня? По-настоящему, на всю оставшуюся жизнь?

– Конечно, милая моя малышка. Ты мне очень дорога, ты – мое дыханье, ты – моя радость, ты – свет, озаряющий мой мир…, – страстно прошептал Троицкий и нежно прижал Ангелину к себе, прикоснулся губами к ее трепетным, не познавшим еще поцелуя, губам.

Девушка отпрянула. Прикосновение влажных и холодноватых губ Алексея вернули ее в реальность. Она поняла, что этот молодой аристократ не любит ее, а просто очарован ее юной непосредственностью и таинством ее души, которую даже сама она не познала до глубины.

Ангелина освободилась от объятий Троицкого, молча повернулась и пошла прочь. Алексей схватил ее за руку и повернул к себе:

– Ангел мой, прости, прости. Я не хотел обидеть тебя, душа моя. Извини за мое столь наглое поведение, за мой дерзкий поцелуй. Я напугал тебя, малышка?

– Алексей Александрович, я не из-за вашего поцелуя… Просто это сватовство и прочее… Так неожиданно все произошло…, – невнятно проговорила Ангелина.

– Я хочу домой, – прошептала девушка каким-то расстроенным голосом.

Тогда Алексей просто обнял ее, стал гладить по голове, вдыхал запах ее волос, целовал волосы и шептал:

– Все будет хорошо, все будет хорошо…

Девушка прижалась к Троицкому и в ней бушевал ураган чувств: Алексей был ей по-своему дорог и близок, но в то же время какая-то наигранность и неискренность его поведения смущала ее, она не знала, что ответить ему, впервые она была в таком глубоком смятении.