Данзен поднял было руку, показывая, что в этом нет необходимости, но Сарнай отрезала:

– Глупости. Мы теперь соседи. И монастырь прежде был очень важен для местных жителей. Нам всем стоило бы об этом помнить. Я не желаю слышать никаких возражений, Паломник. Завтра утром Хамдо придет, чтобы помочь. Тебе стоит отдохнуть. Ты можешь отдать грязную одежду ему, и я все постираю.

– В этом нет необходимости.

– Предложение остается в силе. И последнее: ты голоден? – спросила Сарнай.

Данзен хотел было отказаться от угощения, но вместо этого кивнул.

– Прекрасно. Я что-нибудь приготовлю, как только наложу мазь. Не знаю, как тебя и благодарить, Паломник, ты был послан в ответ на мои молитвы. – Она вспыхнула. – Прости… Но ты для нас и правда как благословение Шуньяты, это уж точно. Пожалуйста, – свободной рукой Сарнай пригладила передник, – садись. Я отлучусь всего на минутку.

И снова Данзена Равджу среди ночи разбудил какой-то звук, как будто что-то ходило перед монастырем. Схватив оружие, он вышел наружу и огляделся. И не увидел ничего, кроме прозрачного ночного неба с зеленоватой полосой на горизонте. Время от времени до его ушей доносился далекий вой и шорох ветра в постепенно отраставшей траве. До полновластного наступления весны оставалось совсем немного.

Он вернулся в монастырь.

Уснуть оказалось непросто. Данзен даже подумал, не стоит ли развести костер и снова полистать дневник. Чем больше он вчитывался в описания, тем увлекательнее они казались. Между делом Данзен заметил, что в конце осталось еще достаточно страниц, где он мог бы вносить собственные записи.

Возможно, именно этим он и займется. Возможно, он проведет остаток своей жизни здесь, в долине Генсин, выполняя случайные работы для жителей Шуи, встречая екаев и записывая сведения о них.

Наконец Данзен улегся и уставился в потолок. Он едва мог разглядеть то, что осталось от росписи. Монастырь явно был древним, куда старше настоятеля, который жил здесь прежде. Сложенные из громадных камней стены намекали на времена, когда искусство каменщиков дополнялось силой эхо. Времена, когда небеса все еще существовали.

Это произошло задолго до рождения Данзена.

Шуньята пала, оставив мир без рая, с одним лишь Диюем.

Человечество вот уже много поколений существовало без блаженства загробной жизни. Люди могли лишь собирать останцы, которые они поглощали или вкладывали в талисманы. Только так кто-то вроде Норвина Давы мог приблизиться к раю, какими бы ни были его поступки на земле.

Одна из причин, почему Данзен Равджа никогда не пытался развить собственное эхо, состояла именно в этом.

Разумеется, он и без того обладал силой, с которой не мог потягаться ни один смертный. Не то чтобы Данзену казалось, что обращаться к собственному эху ниже его достоинства. Но мысль о том, чтобы развить скрытые в нем отзвуки рая, вызывала тревогу, которую он не мог объяснить. Ему чудилось в этом какое-то притворство, хоть он и понимал, насколько подобное оправдание сомнительно.

Бывшему убийце приходилось встречаться и даже сражаться с теми, кто сумел подчинить собственное эхо, с помощью останца Шуньяты или без него. Сомнения у него вызывала не сама сила, и даже не сложности, которые требовалось преодолеть, чтобы ее получить. Противодействие коренилось в самой сути Данзена Равджи. Какая-то его часть ощущала вину за падение рая, пусть это и случилось задолго до его рождения, пусть даже он и не имел к этому никакого отношения.

Он припомнил, как бывший наставник, Бирен Йеше, сказал, что все изменится, когда Данзен станет стариком. Что, мол, тогда-то он и начнет изо всех сил стараться продлить жизнь духовными практиками.