Я сорвалась, как обожженая, когда на часах моего ноута увидела заветную цифру 18.00. Я самозабвенно шла по коридору, я летела и не замечала вокруг людей, стены и преграды. Скорей…

– Вероника! Наконец то… Голос Ильи раздался откуда -то из недр космической нереальности. – Весь день хочу поговорить с тобой. Можно, провожу?

– Да… нет, Илья, я на машине. До машины – проводи..

– Что с тобой? Все в порядке? Ты спешишь?

– Вроде того.. что -то голова сегодня не со мной. Болит и кружится. Хочу домой и прилечь.

– Голова.. да тут у кого угодно голова разболится, такой бардак.. То, что произошло утром, извини, я тоже виноват в этом..

– К черту то, что произошло утром. Голова раскалывается. Домой

– Да, да, я понял. Идем. Только до машины. Ты уверена, что можешь сесть за руль в таком состоянии? Может, тебя подвезти?

Мы уже подходили к дверям. Я чувствовала приближение освобождения, чувствовала покой.

– Мне уже получше. Доеду без проблем. Я в норме. Просто болит голова, не обращай внимания…

– Ккак скажешь, но…

В этот момент мы вышли на улицу. Свежий воздух проник в каждую мою пору и наполнил ее жизнью. Я глубоко вдохнула и повернулась к Илье, что -бы обрадовать его наступившим улучшением. Я хотела что -то ему сказать и уже открыла рот и набрала воздуха…

Слова так и застряли у меня в горле, а мимика стала деревянной и неподвластной. Илья повернулся вслед за моим застывшим взглядом и тоже увидел. Увидели и стояли в восхищенном оцепенении мои коллеги из отдела закупок. И кто- то еще увидел и весь мир сейчас смотрел, в страхе сделать неудачный вдох и испортить все видение. Да, именно так, весь мир сейчас смотрел на ослепительно сверкавший чуть в стороне от офисной парковки и ближе к проезжей части черный Мазератти и на его еще более ослепительного владельца, который, непринужденно и спокойно улыбаясь, расслабленно стоял, прислонившись к переднему крылу своей машины. На улице было тепло, хоть и пасмурно, солнца и не было видно за серыми тучами. Вся эта атмосфера придавала какой -то величественной призрачности этому образу красивого мужчины в сочетании с его черным стальным конем, его властная и спокойная улыбка была улыбкой повелителя мира и он знал как будто об этом, но его это нисколько не трогало. Он был прекрасно спокоен и уверен, расслаблен и знал о своем магнетическом воздействии на окружающую действительность, но ему действительно не было до этого дела. Он был искренен и непосредствен, как ребенок, задумавшийся вдруг над какой- то очень сложной для него задачей и вдруг внезапно улыбнувшийся простоте ее решения.

Ну просто бог и его колесница, подумала я. Это непереносимое по своей эстетике зрелище, как раз этим летним днем моего затмения было чем -то из другой реальности. Мы все смертные молча уставились на это и просто любовались, боясь пошевелиться и в этот момент он повернулся и увидел меня. И вдруг мне показалось, что солнце выглянуло из за туч, но я не уверена в этом. Это было мое ощущение от его улыбки, радостно и приветливо озарившей все вокруг. Глядя на эту улыбку, казалось, что он ждал меня здесь всю жизнь и вот наконец, его мечта осуществилась. Я думаю, все мастера психологии по воздействию на людей, привлечению клиентов и умению втираться в доверие, которые чувствуют себя настолько полными зрелого опыта, что пишут книги с умными советами для закомплексованных читателей, при виде этой сияющей улыбки в благоговении бы сложили свое перо в пыльный комод на замке и пошли мылить веревку.

Он помахал мне рукой и только теперь заметил Илью, который соляным столпом торчал рядом. На мгновение его правая бровь поползла вверх, потянув на убыль эту солнечную улыбку и тучи снова угрожали нависнуть над городом, но вдруг, будто снова по- детски решив очень сложную задачу и найдя решение ее невероятно простым, он просиял, весело пожал плечами и кивнул головой, якобы спрашивая, какие действия я предприму и кого предпочту этим ненастным вечером. Такая нахрапистая уверенность в себе и своих действиях могла разозлить и даже оскорбить любого человека, если бы она исходила не от него. Снова повторюсь, все, что он делал было таким искренним и невинным и шло от самого сердца, что невозможно было даже на секунду представить какую -то подоплеку в виде гордости или тщеславия. Все, что он делал, было просто и понятно. От сердца.