С руками, притянутыми колодками к голове, я чувствую себя еще более беспомощной и несчастной. Униженной. Я стою на дрожащих ногах, чувствуя, как меня сковывают тяжелыми, холодными железными цепями. Смотрю на собор, где лежат кости Люцифера. Собор весь черный и блестит в закатных лучах красного солнца. Смотрю на небо. У меня возникает ощущение, что оно тоже кровоточит. Истекает кровью и страдает из-за меня.

В следующий момент я закрываю глаза и чувствую, как охранник толкает меня в толпу. Я стараюсь не обращать внимания на количество трогающих меня рук. На их прикосновения и пинки по всему телу. На то, как они толкают меня к другим рукам. К другим ртам, которые кричат мне гадости и плюют в меня. К ногам, пинающим меня. Пинающим до тех пор, пока ноги у меня не подкашиваются и я не падаю. Руки у меня связаны, я не могу их выставить вперед и ударяюсь о булыжники мостовой. На лбу образуется рана. Из нее начинает идти кровь. Я чувствую теплую кровь, и на какое-то мгновение возникает ощущение нежного, ласкового прикосновения человека, который меня любит. Но такого человека не существует.

Я заливаюсь горькими слезами и не хочу ничего, кроме того, чтобы их никто не заметил. Кто-то рывком поднимает меня. Я едва могу стоять на ногах. Мне так больно. Так чертовски больно. Моя душа кричит, и, хотя я этого не хочу, еще больше слез льется у меня из глаз и смешивается с кровью. Я смотрю вверх. На пьедестал, где стоят Авиелл и Лиран. Они просто смотрят на все это, и мое сердце разрывается. Оно разрывается все сильнее и сильнее, но никто ничего не делает. Как они могут? Как, во имя Бога, они могут все это допускать?

Рядом с ними сооружена виселица. Если я и замечаю какую-то появившуюся эмоцию, то лишь в глазах Лирана. Авиелл выглядит совершенно спокойной. Почему? Когда это произошло? Это случилось, когда оборвалась наша связь? Она поэтому меня разлюбила, или же она никогда и не чувствовала ко мне любви и это была лишь привязанность?

Меня толкают сильнее, чем раньше, я оказываюсь в руках большого, сильного мужчины и перевожу взгляд с сестры на его покрытое шрамами лицо. От него исходит ненависть и мерзкое зловоние. Я задыхаюсь от отвращения и ужаса.

– Ты, маленькая грязная скотина! – рявкает он, вытаскивая нож, прижимает его к моей щеке. – Что это тут у нас? – Он смеется. – Думаешь, это сделает тебя одной из нас?

Я пытаюсь ухватить какое-то воспоминание. Почему все это кажется мне таким знакомым? Он вонзает нож мне глубоко в щеку. Но я почти не замечаю этого.

– А если так?

Лезвие ножа разрезает рубашку на мне. Грудь обнажается, а вместе с ней и черное сердце, которое красуется на ней, напоминая мне, кто я такая. Что на самом деле во мне таится. Во мне рождается нечто темное и твердое. Будто моя темная сила хлынула мне в сердце и окутала его чернотой. Я смотрю на мужчину тем глазом, который еще способен видеть. У него в глазах ненависть и отвращение. Это все становится для меня уже таким привычным. Будто это и есть моя настоящая жизнь.

Когда я наконец отвожу взгляд, замечаю других людей, которые глазеют на нас. Некоторые даже встают на цыпочки, чтобы увидеть больше. Где-то внутри меня возникает смех. И я смеюсь. Скрипучим, громким и таким истеричным смехом, что мужчина отпускает меня и немного отстраняется.

– Что? Вам плохо видно? – ору я в толпу и поворачиваюсь к ним.

Я показываю им черное сердце. Показываю, кто я такая, хотя они давно это знают. Они застыли. Жадно таращатся. Герои никогда не показывают свое черное сердце. Это зрелище предназначено только для нас. Скорее всего, большинство из этих людей никогда его не видели. Сейчас они как стервятники. И я понимаю, что не хочу, чтобы меня любили или уважали эти существа. Они – самые отвратительные создания. Это они демоны. Они – зло. Не я и не мне подобные… просто потому, что мы родились не с той кровью и обладаем даром. Мы значим намного больше, и мы сильнее, чем когда-либо будут они. Это мы – настоящие сверхлюди. Я не знаю, откуда взялось это понимание, но оно будто всегда было во мне, только до поры до времени дремало.