Неугомонный Янек вновь что-то пробубнил, и горячий Марек, вскочив, воскликнул:

– Пóйдем выйдем!

Драка не состоялась.

Однажды, когда у нас с Шоссом завелись какие-то деньжата, я выпивал вместе с Владимиром, Мареком и Янеком. Пили мы вино из картонов на скамейке на улице Сумель – это пешеходная улочка возле метро Симанкас. Картоны, которые покупались тут же рядом то мной, то Владимиром (у словаков денег не было), быстро выпивались и сменялись новыми. С чехословаками мы обсудили как пражские события 1968 года, так и раздел Чехословакии на два государства. Выяснилось, что и чех, и словаки считают своей страной Чехословакию, а образование на её территории двух государств – придурью политиков. Беседа, правда, была затруднена тем, что я ни по-чешски, ни по-словацки почти ничего не понимал, а по-русски говорил только Владимир, да и то неважно.

Через пару дней чехословаки вновь собрались на улицу Сумель и активно агитировали меня составить им компанию, но мне то ли не хотелось в тот вечер пить вино, то ли я предчувствовал недоброе. Так и случилось: Владимир, Марек и Янек, основательно накачавшись из картонов, подрались с неграми. Я так думаю, что инициатором, как самый горячий, был Марек; факты таковы, что приехавшая полиция забрала всех троих, а позже депортировала. «Пóшли до вина Вова и Марек…» – имитируя чешскую речь, напевал потом Шосс.

Габриел и Андре. Бассом мазолят. Словак Габриел, с которым мы познакомились на второй день нашего пребывания в альберге, жил в моей спальне. Отношения с ним мы поддерживали и после того, как из альберга съехали. Парень он был свойский: время от времени основательно надравшись, он спал в одежде поперёк койки, а по-русски говорил вполне понятно. Габриел происходил из города Чоп, что находится на стыке Словакии, Украины и Венгрии, и свободно говорил по-венгерски со своим другом венгром Андре из Будапешта; я слышал версию, что и сам Габриел – словацкий венгр.

Как Габриел, так и Андре в то время занимались продажей газеты «Фарола».

Венгра Андре не следует путать с вышеупомянутым Андре, шефом альберга, и поэтому будем лучше называть его так, как его звал Габриел, то есть Унгар. Это значит «венгр», хотя по-каковски это, я не знаю. С Унгаром у нас тоже сложились самые дружеские отношения. В отличие от весьма простого, хотя и по-крестьянски хитро-смекалистого Габриела, Унгар был парень очень начитанный и умный. С Унгаром, впрочем, приходилось общаться по-испански, так как по-русски он не понимал.

По-русски Унгар знал слова «товарищ», «дружба» и «человек».

Как-то раз, встретив на улице идущих к метро Габриела и Унгара, Шосс вспомнил вычитанное когда-то в книге про солдата Швейка венгерское выражение бассом мазолят и немедленно сообщил его Унгару, который действительно был чрезвычайно похож на венгерского гонведа с известных иллюстраций Йозефа Лады. Лицо Габриела вытянулось, а Унгар выпучил глаза и спросил, откуда Шосс узнал эту дрянь. Шосс объяснил и поинтересовался, что это по-венгерски значит. Унгар развеселился, но отвечать не захотел.

– Это значит «… твою мать», – объяснил Габриел, и они с хихикающим Унгаром скрылись в метро.

С тех пор мы приветствовали Унгара строго выражением бассом мазолят, а он отвечал тем же и хихикал. С Габриелом же мы здоровались общеславянским словом курва.

Гога и Нодар. Бывший Союз Советских Социалистических Республик в альберге «Эль Парке», кроме нас с Шоссом, представляли: молдаванин Саша (мы так и называли его – Саша-Молдаван); грузины Нодар и Гога; крымчанин Гена (ныне покойный); русский Вова-Карман; ещё какие-то русские хмыри; политик А. М. Бедарьков; наконец, Олег, позже наречённый Тушканом, с которым мы впоследствии стали друзьями.