Увидев приближающегося врага, плачущий рядом с матерью юноша схватил первый попавшийся под руку огрызок деревянного борта повозки и с криком кинулся навстречу. Коротко шагнув вправо и потом резко качнув свое тело в противоположную сторону, халдей увернулся от разрывающего воздух деревянного куска. Пролетев мимо, мальчик споткнулся о грамотно выставленную ногу воина, который сразу нанес молниеносный удар огромным кулаком в затылок уже падающего принца. Седекия зажмурился, чтобы не видеть, как тело сына врезается в землю, царапаясь об острые камни. Солдат секунду нависал над лежащим без чувств юношей. Пару раз пнул его в ребра и, удовлетворенно кивнув, вальяжно побрел в сторону умирающей царицы.

– Ну что? – спросил сидящий перед царем наемник.

– Красивая, – ответил второй. Он поставил ногу на перевернутую повозку, под которой глотала последние капли воздуха женщина. Склонив голову на бок, вавилонянин прикидывал, сколько времени будет теплиться жизнь в несчастной. Хватит ли его, чтобы овладеть ею? Но скоро отмел эти мысли из-за лишней возни с обломками. В городе их ждет добыча и моложе, и целее. Зачем же зря расходовать свои силы? Они пригодятся ночью, и на следующий день, и в ночь после. И далее, далее, пока не останется в проклятом городе ни одного целого тела, не тронутого грубыми руками завоевателей.

Царица широко раскинутыми руками хватала рыхлый песок, сжимая крупицы, просачивающиеся сквозь пальцы. Ее взгляд метался в разные стороны, а грудь высоко вздымалась от жадных, дающихся с таким трудом глотков воздуха. Склонившись над умирающей, воин почесал свою густую бороду.

– Повезло тебе, женщина. Милосердная смерть, – сжимая эфес левой рукой, он уперся в него ладонью правой и, направив острие вниз, вонзил меч в самое сердце. Женщина сделала короткий вдох и замерла с пустым, направленным в небо взглядом. Из ее полуоткрытого, наполненного кровью рта пузырями вытекали остатки жизни, будто крупинки песка из сжатых в последний раз пальцев.

Крик отчаяния вырвался из бессильного иудейского царя. Рыдая, он укорял себя в неспособности помочь жене и уберечь семью от расправы. Сквозь пелену льющихся слез он мог только наблюдать, как убийца скрупулезно вытер лезвие своего меча о платье бездыханной царицы. Зло сплюнул на горячий песок. Снял поясной ремень и так же не спеша вернулся к постепенно приходившему в себя царскому отпрыску. Уперев колено в хрупкий позвоночник, халдей стянул двойным узлом кожаной полоски руки за спиной мальчика. Издав протяжный стон, юноша вызвал ухмылку у воина, что стерег царя. Он довольно подмигнул Седекии, вытер мокрые ладони песком и убрал меха с водой за спину. Потом, прищурившись, оглядел горизонт и, продолжая улыбаться, снова перевел взгляд на царя.

– Отдохни пока, царь. Осталось недолго, – спокойно проговорил он и направился к коню, чтобы проверить упряжь.

Палящее солнце давило на разбухшие от побоев головы. Царь с сыном сидели спиной к спине с завязанными руками. Опухшие языки и потрескавшиеся губы жаждали хотя бы каплю влаги. Измученные пленники уже потеряли счет времени. А их надзиратели, соорудив навес из собственных плащей, сгрудились под крохотным клочком тени, громко обсуждая долгожданный пир в городе. Они бросали злобные взгляды на иудеев и сокрушались вынужденному ожиданию. Седекия чувствовал, как дрожит спина подавленного сына. Царь пытался вырвать его из этого состояния, подбодрить. Но фразы юноши были неразборчивы и утопали в глубоких всхлипах. Он тряс головой, пытаясь разогнать происходящее, как наваждение или дурной сон, жертвой которого он невольно стал. Несчастный мальчик в слезах надеялся, что вот он откроет глаза и окажется в объятиях любимой матери в своих чистых, сохраняющих сырую прохладу покоях. Но всякий раз бросая короткий взгляд на лежащее с раскинутыми руками и запекшейся на груди кровью тело, он впадал в истерику, граничащую с легким помешательством, отчего его плач превращался в звериный рык, сменяющийся жалобным скулением. Кровь холодела в жилах царя, когда сын исторгал этот вой. И становилось горько оттого, что не мог царь утешить своего отпрыска и не мог подобрать слова успокоения, потому что это горе терзало и его душу. Но молчание еще вреднее и пагубнее. Оно не поможет мальчику, который чувствует себя брошенным, покинутым и одиноким. Тишина не вырвет его из цепких лап отчаяния.