– Уясняю, – отозвался я послушно.

– Теперь так, – продолжил капитан. – Помимо жилой зоны у нас еще семь рабочих объектов. В основном строительных. Твоя задача – проверить там… ну… как, чего… В смысле ограждений, средств связи…

– То есть? – не понял я.

– Ну… в смысле, как ограждения установлены, в каком состоянии… Работают ли телефоны на постах… Слушай, – внезапно с раздражением сказал капитан, – по-моему, не меня, а тебя специально выучивали, как все эти заборы сооружать и разные там провода протягивать… Вот и контролируй… твоя… кавалерия! – это хозяйство. Чего там сложного? Забор, ворота, караулка, две вышки. Рация и три телефона. Вот и весь рабочий объект. Что внутри его – нас не касается. То же самое и с жилой зоной. Главное, чтоб вышки не падали и заборы стояли прочно, без вибраций. Вся задача. Чего-то неясно?

– Вопросов, товарищ капитан, не имею, – откликнулся я. – Разрешите идти?

– Давай, – согласился капитан устало и потянулся за очередной папиросой. – Да, учти: предшественник твой сразу же по демобилизации убыл на лечение от алкоголизма. Мамаша его мне письмишко написала, ругает, что не уберегли, мол… А как уберечь? Передвижение у тебя согласно должности свободное… что по поселку, что по объектам; много нежелательных контактов… В общем, рассчитываю на вашу моральную устойчивость, товарищ Подкопаев… – внезапно перешел капитан на «вы». – Фамилия у вас какая-то, кстати, того…

– Какая?

– Ну… В общем, чтобы без подкопов тут у меня! Я где нормальный, а где и беспощаден! И хоть академиев не кончал, но высшее образование тебе даду! Понял?

– В общем да, – сказал я. – Смысл примерно ясен.

– Свободен, – процедил капитан сквозь прокуренные зубы, на чем диалог начальника и подчиненного завершился.

Далее я посетил каптерку, куда сдал на хранение шинель и парадную форму, подписанные с внутренней стороны ядовитым хлорным раствором, выбелившим на ткани фамилию их владельца; затем проследовал в ротную столовку, где в алюминиевую миску мне зачерпнули из котла серое картофельное варево, а сверху на варево бухнули два куска селедки с неочищенной чешуей.

То был ужин, завершенный кружкой жиденького, пахнущего веником чая, после чего я отправился наверх, в казарму, где застелил указанную мне койку чистыми простынями, выданными старшиной роты по фамилии Шпак – человеком с плоским лицом, замедленной речью и деревянными движениями ожившего манекена в форме прапорщика.

Так называемое личное время, отведенное на смену подворотничков и чистку обуви, промчалось незаметно, и вскоре старшина Шпак, широко расставив ноги в яловых сапогах с высокими голенищами, встал перед строем роты, вперившись каким-то загипнотизированно-мутным взором в список личного состава, и начал вечернюю поверку, монотонно зачитывая фамилии бойцов:

– Рядовой Никифоров!

– Я.

– Рядовой Лебединский!

– Здеся…

По развязной интонации можно было догадаться, что в данном случае голос подал кто-то из «старичков».

– Отвечать следует согласно уставу, – бесстрастно прокомментировал Шпак, глаз от бумаги не отрывая.

В строю хохотнули.

– Рядовой Зельгутдинов.

– Я! – на издевательской ноте пискнули из конца строя.

Шпак недовольно пожевал тонкими губами, на секунду задумавшись. Затем, уяснив, видимо, что предъявить претензии по поводу ернической, однако же, уставу не противоречащей интонации отклика затруднительно, продолжил каменно-терпеливым голосом:

– Ефрейтор Харитонов!

– Я-а-а! – разнесся рык, потрясший стены казармы.

Лицо старшины помрачнело, хотя и осталось бесстрастным.

– Рядовой Голубкин!

– Йа-я-я-я… – пронесся томный выдох.