Ну, почему он не может просто вернуть её обратно, в милую Англию и оставить в покое! Может, его можно будет уговорить сделать это? Она же никому, ничего не расскажет. А если и расскажет, то кто этому поверит! И вообще, в чём она перед ним виновата! Неужели сейчас ей предстоит сделать этот страшный для себя выбор? Сейчас, здесь, в эту минуту? Стать таким же, как он, или остаться такой, какая она сейчас есть?

«Жаба я или жизни достойна? – думала она, — Вот в чём вопрос! Как выбрать? На что решиться? И то плохо, и это как-то не хорошо».

Она посмотрела на свое отражение в стеклянной двери кафе и едва сдержала накатившие слезы. Так жалко ей себя стало, что сердце в груди сжалось от боли.

«Может, ничего страшного в этом нет? – невольно проскользнуло в голове, – Подумаешь, съел какой-то кусочек. Тот сам был виноват. Зачем он украл эти часы?».

Неужели из-за такого пустяка стоит терять всё, к чему она так стремилась? Оно уже было так близко, что оставался всё один шаг до восхождения на вершину мира. Быть может, всё-таки, стоило это сделать? Просто взять и попробовать. Может, это оказалось бы не так уж и плохо? Не так уж и страшно? Может, это действительно оказалось бы вкусным?

– Так, мы идем? – вырвал её карлик из оцепенения.

Она пропустила его вперед и вошла следом. В прокуренном, плотном воздухе, прогретом солнцем через большие витринные окна, остро пахло подгоревшим кофе. Его варили тут по-турецки в металлических турках на горячем песке. Видимо, заведение пользовалось большим успехом, так как свободных мест практически не наблюдалось. Карлик провёл её вглубь зала к столику возле окна, утопающему в ярком солнечном свете. За ним одиноко потел за чашечкой кофе какой-то молодой человек. При их приближении он поднялся с места, обнаружив довольно высокий рост, и приветливо заулыбался.

Вытянутая, тинейджерская, застриранная футболка тёмно-синего цвета с непонятными надписями через широкую грудь, протертые джинсы, грошовые часы на руке, курчавая неопрятная голова, наглое выражение лица – все, буквально всё во внешнем его облике не соответствовало образу коварного колдуна.

Лиза в недоумении останавливаясь перед ним.

Карлик молча положил на столик букетик ландышей, всё ещё находившейся в его руке, вскарабкался на рядом стоящий стул и произнёс, обращаясь к парню, по-русски:

– Вот, привел. Сам с ней теперь разбирайся.

Тот, продолжая широко улыбаться, протянул ей свою здоровенную ладонь:

– Привет. Вы меня помните? Я рад, что, вы, согласились придти. Меня зовут Николай. Мы с вами встречались в кабинете вашего отца несколько дней назад. Помните?

Лиза ничего не поняла из того, что он ей сказал, и его рука осталась висеть в воздухе.

– Кто вы? – поинтересовалась она по-английски.

– Николай. Меня зовут Николай, – повторил молодой человек, немного смутившись, – Мы с вами уже встречались. Помните? Вы зашли в кабинет, а я там сидел…

Он опустил руку на стол и неприятно поморщился, видимо, вспомнив, что так же поступил и её отец при их встрече.

– Кто это? – обратилась она к слуге, поскольку высокий парень явно не понимал человеческой речи.

– Это тот, кого вы хотели видеть. Это он меня к вам послал. Всего-навсего попросил вручить вам цветы. Вот с ним теперь и общайтесь, – как-то нагло произнес тот, схватил со стола вторую чашку, понюхал её и проворчал на непонятном ей языке, – Это, ты, мне взял? Да? Совсем остыло, пока я тут с ней возился.

Повисла неудобная пауза. Перед ней стоял явно не он. Но тогда кто? Быть может тот, кого он послал, дабы узнать: что с ней стало, не сошла ли она с ума? Но для такой миссии хватило бы одного Джима. Зачем нужен второй? А, может, второй совсем не второй? Может… он первый? Может… это и есть он? Но почему он в таком виде?.. Но в каком же ему быть виде в чужой стране? Ясно, что он изменил свой облик для того, чтобы его не узнали. Он же колдун. Он это может. Значит, это и есть он. Но тогда почему он говорит на непонятном ей языке? Почему ведёт себя так странно, как совершенно невоспитанный человек, словно не знает, кто перед ним стоит? Или он намеренно притворяется? Хочет сохранить инкогнито? Хочет сначала узнать её настроение и только потом раскрыться? Что ж… пусть так.