– Почему же глупость? Может, совсем даже не глупость, – осторожно выглянул из-за чайника Дмитрий Кириллович.

– Как же не глупость! Было бы что другое, а то – одна глупость! Всё только теперь и ищет, как ему из дому сбежать. Как будто мы ему невесть кто стали. Вот, если бы он нас… любил, хоть немножечко, так оно… может быть, совсем бы другое дело было. А так… – смахнула жена украдкой слезу, – Одна мука мне с ним.

– Кто же сказал, что он вас не любит? – заметил малозаметный гость, – Мне так наоборот показалось, что он очень даже вас всех любит. Только о вас и думает.

– Да? Правда? С чего это вам, вдруг, так показалось? – отвернулась хозяйка к шипящей на плите сковородке.

– Он только о вас и говорит. Вон сколько печенья для детей из нас выбил. Думаете, мы сильно этого хотели? А импортной Кока-колы. Каждая банка, знаете, сколько стоит? С чего это, спрашивается, мы так раскошелились? – поставил вопрос ребром маленький торговец.

– И, правда? С чего? – озадачилась многодетная мама, до этого момента считавшая, что такой жест является вполне нормальным для незнакомого человека, входящего в чужой дом.

– А вот с того. Он нас заставил. Муж ваш. Мы могли бы и сэкономить. Обойтись одной пачкой печенья. Но он нам сказал, что так нужно сделать, что детей у него много и каждый должен получить своё. И мы вынуждены были с ним согласиться. Хороший он у вас, добрый, заботливый. Мало, вы, его цените. Ругаете только. А напрасно ругаете, – отметил рассудительный человечек.

– Вот ещё. Напрасно. Нашли доброго, – снова развернулась к нему хозяйка, явно не ожидавшая такого резкого изменения направления разговора, – Видели бы вы этого доброго, когда он нажрётся, – кинула спрятанный в рукаве козырь.

– Дерётся? – настороженно предположил гость, – Насилие в семье это очень не хорошее явление.

– Я ему подерусь, – пригрозила женщина куда-то вдаль большой поварешкой, – Вот ещё. Драться. Хуже. Бухтит, чёрт, без умолку по всякому поводу. Как нажрётся, так всё ему не так, всё нехорошо, всё не на том месте валяется. Хоть из дома беги.

– Вот видите. Даже не дерётся, – подметил Дмитрий Кириллович, – Не позволяет себе обижать вас насилием. Хотя мог бы. Слышали, как в иных семьях иной раз бывает? А вы говорите, что он плохой. Какой же он плохой, когда он собрался идти один на это самое чудище. А почему, спрашивается? Да только потому, что он за вас сильно беспокоится. Переживает, как бы оно вам никакого вреда не причинило. Слышали, о том, что там пропали какие-то две девицы?

– Слышали. Знаем. Он наговорит. Ты только его слушай, – тоном, преисполненным сомнений, подтвердила супруга.

– Вот видите. Слышали. А если оно там на самом деле завелось? Если, оно их действительно сожрало, это чудище, – продолжал собеседник, – Если он ничего не придумал? Вы об этом подумали? Куда могли деться эти девицы? Неизвестно. Но он один, несмотря на то, что ничего ещё не известно, тем не менее, пошёл на него со своей двустволкой. Много он сможет один причинить вреда этому чудовищу своей двустволкой? Он что спецназовец у вас, да? Думается мне, что нет. Не очень много он сможет один против него сделать. Но он этого не испугался. Даже зная об этом, всё равно пошёл. Из всей деревни никто не пошёл, один только он пошёл. Один за вас всех. И после всего этого, вы говорите, что он у вас плохой и вас совершенно не любит? Как же вам не стыдно? Он герой у вас, каких мало. А вы на него набросились.

– И правда, – упавшим, вдруг, голосом произнесла женщина, – А если и правда оно там есть… – представила, и ей стало худо, – Господи! Куда же это его понесло! Один пошёл! – и, бросив бурлящую на плите стряпню, выскочила вон из дома.