2. Действие второе

Действие второе. Герой отмыт и выглядит чуть симпатичнее, но героиня по-прежнему не в восторге. А еще на сцене появляется любимец публики.

Из авторской суфлерской будки слышится звяканье ложечки о стены стакана. Потом слышится довольное причмокивание и голос: «Коля, помни: тут ты – не главный герой. Поэтому много не выступай»

Любой, кто обратил бы внимание на сидящую за угловым столиком пару, понял бы сразу – это близкие родственники. А если этот «любой» еще и не идиот, то он догадался бы и о том, что они - брат с сестрой. Потому что оба – рыжие. У нее волос много, они яркие, солнечная кудрявая копна, которая притягивает взгляд. У него – короткий ежик жестких светло-рыжих волос. Но глаза, голубые, внимательные, с каким-то не по возрасту мудрым спокойствием в них – одинаковые. И абсолютно одинаковые улыбки. При том, что габариты у этих двух кардинально противоположны. Он – высок, широкоплеч, основателен и кажется неуклюжим – на первый взгляд и для тех, кто не видел его в операционной. Она – едва достает ему макушкой до плеча, вся состоит из изгибов и округлостей: и фигура, и кудри на голове, и улыбчивый рот. Но все равно любому и каждому ясно, что это – ветви одного древа. А уж если прислушаться к их разговору – это станет совершенно неприлично очевидным.

Обсуждены последние новости с работы – текучка взрослого травмпункта и детского хирургического отделения. Брат доложил сестре о состоянии супруги и ребенка, которого Люба носит под сердцем. Перемыли косточки родителям – со всевозможным пиететом, конечно. Заодно обговорили грядущий юбилей отца. А потом разговор неизбежно вернулся к тому, что занимало их больше всего. К работе. К будням тех, кто должен, согласно старой поговорке, иметь глаз орла, силу льва и сердце женщины. На двоих у брата и сестры Самойловых все это есть.

- Наверное, мне тоже пора уже начинать готовить материал для квалификационной работы, - Варя медленно размешивала чай. – Как думаешь?

- Конечно, пора, - кивнул брат. – Год пролетит незаметно. А потом, как только время придет, Глеб Николаевич с тебя не слезет, пока ты не сдашь на категорию. Жизни тебе не даст.

- Подумаешь, Глеб Николаевич! – фыркнула Варя. – Наш маленький, но гордый травмпункт травматологическому отделению не подчиняется.

- Ваш травмпункт, может, и не подчиняется, - улыбнулся Николай. – А вот если Глеб Николаевич возьмется за ремень…

Брат с сестрой дружно расхохотались. Это был семейный мем – «папа возьмется за ремень». При том, что за всю жизнь хирург-травматолог, а ныне заведующий травматологическим отделением, Глеб Николаевич Самойлов не то, что руку на детей не поднимал – он и голос-то на них повышал от силы пару раз, и то - только на сына, и то – совершенно за дело.

- Ладно, убедил, - отсмеялась Варя. - И в самом деле – чего время терять? Чем раньше получу высшую категорию – тем раньше стану заведующей отделением или травмпунктом.

Брат ее веселье, однако, не поддержал.

- И зачем тебе это? Всерьез хочешь сделать карьеру?

- Коля, ты такие странные вопросы задаешь, - Варвара несколько резко отложила ложечку. – А ты не хочешь добиться успеха в своей профессии?

- Так то я, - пожал здоровенными плечами Коля.

- Ах, вон оно что… - протянула Варвара. – Знаешь, вот от тебя я такого шовинизма не ожидала. Плохо тебя Любаша воспитывает. Надо ей выговор сделать. Потом. После того, как родит.

- Не передергивай, - Колька никак не хотел говорить шутливо. – Я о другом. Посмотри на нашего отца. Ты знаешь, кто для него на первом месте.

- Мама и мы.

- Не идеализируй. Ты прекрасно понимаешь, на ком женат наш отец. На своей работе.