– Ну же, Стокгольм, порадуй меня сегодня! – громко произнес Александр, улыбаясь своими недавно поставленными брекетами. Не настанет дня, когда его зубы не будут вызывать смех.

– Я слышала эту песню лишь раз, – сказала Франциска, смотря на то, как вскочил Александр со скамьи.

– Разве не удовольствие услышать ее снова? Это мой юбилейный пятый раз! – Несмотря на количество раз, Александр знал песню наизусть, поэтому начал петь с первых строк.

– Help! I need somebody-y-y-y-y! – истерично кричал он с улыбкой во все зубы. Его голос был очень похож на голос Леннона, но тут была специфическая изюминка в подростковом ломаном голосе, что было уморительно. А его танцы были отдельным зрелищем: с одной стороны, он обладал пластичностью, но из-за его телосложения создавалось ощущение того, что он ломает себе позвоночник, выгибаясь как каракатица, у которой вовсе отсутствует эта часть скелета. Франциска часто рисовала его в движении, и эти работы почему-то особо хвалила Сага.

Станцевав свой сногсшибательный танец, за которым наблюдали все ученики, стоявшие рядом, он, запыхавшись, уселся на скамью.

– У тебя есть вода? – с трясущейся рукой спросил он у своей подруги.

– Не-а.

– Черт, а-а-а, – тяжело вздохнул Александр, сползая со спинки скамьи. Через секунду он заметил десятки глаз, уставившихся на него со смехом.

– Челюсть подберите! – без агрессии сказал он, питаясь чувством величия над теми, кто не может позволить себе раскрепоститься. Все снова усмехнулись и разошлись.

Он положил руки на живот и полностью говорил своим видом, что усох. А Франциска с улыбкой смотрела на него – она так делала всегда, просто порой добавляя больше эмоций в свою мимику.

– Знаешь, я постоянно думаю об одной вещи… – заговорил Александр.

– О чем же?

– Ты когда-нибудь хотела делать свою музыку, которой бы восхищались миллионы?

– Наверное, но я не музыкант, а художник, это ты гитарист, а я-то что?

Александр и правда играл на гитаре уже на протяжении трех лет, но только еще не был профессионалом.

– Вот именно! Ты художник, а значит, априори ощущаешь прекрасное – ощущаешь искусство!

Франциска закусила щеку, смотря вниз.

– Не могу понять, к чему ты вообще всё это клонишь? – немного мотнув головой, спросила она, въедаясь в него взглядом.

– Я бы хотел создать группу, – тихо ответил он, будто стесняясь своего желания или боясь отказа.

– Хм, но как ты себе это представляешь?

Александр был рад слышать что-то, кроме «нет» или «я не знаю», да и этого бы не сказала Франциска.

– Смотри… – Он сел по-турецки, что означало зародившуюся в нем уверенность. – В первую очередь, мы определимся с ролями. К примеру, ты вокалистка, а я гитарист, ну и, может, тоже вокалист, не знаю. Затем мы найдем человека, который будет нашим проводником в мир музыки, то есть репетитор по вокалу и гитаре. В процессе мы будем писать собственные песни, найдем барабанщика, а когда наши навыки будут на высоте, мы найдем студию и запишем там песню. Хотя насчет последнего у меня есть другое предложение…

– Выкладывай, – строго приказала внимательно слушающая Франциска.

– Мы могли бы поехать в Америку, где у нас будет намного больше возможностей. Быть может, даже именно там найдем кого-нибудь на роль барабанщика, ну а затем запишем то, что будем иметь.

– Вижу, что ты многое обдумал…

После ее слов Александр опустил голову, отчаянно ковыряя слезающую подошву с кед.

– Ты не боишься этого?

«Вот бы у Франциски порой была функция с ответами исключительно «да» или «нет»», – подумал Александр.

– Боюсь лишь потерять контроль, не более.

– Знаешь, нам нелегко признаться в этом, но именно мысль об утрате контроля больше всего притягивает людей, привыкших вечно контролировать себя, людей, подобных нам с тобой. Все цивилизованные народы становились такими, целенаправленно подавляя в себе первобытность… – Александр смотрел на нее, внимательно следя за отсутствием движения ее глаз, направленных далеко в горизонт. – Задумайся, так ли уж сильно мы отличаемся от древних людей, греков, например? С их одержимостью долгов, благочестием, преданностью, самопожертвованием? Сбрось оковы страха потерять контроль, может, его вовсе нет?