Да и в те ночи, когда не было пьесы, не стоило долго засиживаться – молодые люди, очень милые и остроумные в начале вечера, пьянели, соображали все хуже, повторяли одно и то же заплетающимся языком, кто-то засыпал прямо за столом, громко сопя.

А еще были мрачные кабаки на окраинах, в подвалах или полуподвалах, с закопченными стенами и тяжелыми дубовыми дверями. Попасть внутрь было не так-то просто: нужно было знать чье-то имя или тайное слово, или чтобы угрюмый киран-охранник знал вас в лицо. Лис-Пройдоха был известен и тут, и Ольви это уже не удивляло. Вслед за ним она ныряла в полумрак, пропахший крепким табачным дымом, садилась рядом с ним за стол у дальней стены, где играли в фишки и кости.

Она снимала капюшон и встряхивала головой, чтобы волосы рассыпались по плечам золотистой волной. Это неизменно притягивало взгляды – к ним садились за стол и вступали в игру. Игроки – темнокожие кираны с соломенной шевелюрой и грубыми лицами – заговаривали с ней, и Ольви, подавляя дрожь и стараясь не обращать внимания на предательский холодок в груди, улыбалась и принимала предложенные в шутку самокрутки. От крепкого табака кружилась голова, боль сжимала виски, но она докуривала самокрутку до конца под восхищенный свист и одобрительные хлопки по столу.

Здесь пили огненную воду и крепко выражались, здесь играли на деньги – об этом способе Змей в свое время умолчал. Лис тоже иногда играл, но, выиграв немного, быстро выходил из игры. Ольви поддерживала его радостными вскриками и хлопала в ладоши: такова была ее роль. Другие игроки не были в обиде – Лис почти всегда приводил с собой студентов-новичков, и многие потом просили привести их снова и снова.

Много где еще Ольви побывала с Лисом, но раз в семь-восемь дней он отправлял ее обратно в пансион очень рано, а сам исчезал неизвестно куда. На все расспросы отвечал отрывисто и резко: «Это место не для девиц высшей расы». Ольви вспыхивала от негодования: можно подумать, игровые кабаки были таким местом! Нет, терпеть это дальше было просто невозможно. Она твердо решила выяснить, где он пропадает.

***

– За мной, только осторожно, – шепнул юный киран, прозванный Мышонком за юркость и маленький рост. – Здесь всякие могут бродить… может быть опасно.

Все оказалось легче, чем ожидала Ольви. Мышонок согласился провести ее за Лисом почти сразу, стоило отдать ему три ленты, вышитые золотые нитями. Как она раньше не додумалась?

Они давно миновали освещенные улицы и нырнули в лабиринт извилистых переулков – здесь фонарей почти не было, а из тех, которые были, половина была разбита. Замирали и прижимались к стене или забору, если впереди мелькала чья-то тень.

А потом Ольви услышала приглушенную музыку – такую играли в тавернах попроще. После поворота они увидели, откуда она доносилась: двухэтажный дом с закрытыми ставнями, из-под которых пробивался свет.

Охранник-киран, увидев их, насупился и скрестил руки на груди. Мышонок шепнул ему что-то, тот хмыкнул, но взял от него записку и передал кому-то внутрь в маленькое окошко. Ждать пришлось недолго, вскоре окошко отворилось, охранник выслушал ответ, что-то недовольно проворчал и отпер дверь. Мышонок схватил Ольви за руку и потянул внутрь.

Внутри было шумно от музыки и разговоров – иногда их прорезали женские визги и смех; пахло так, как обычно пахнет в тавернах, но к этому запаху подмешивался тонкий запах дурмана. Сначала Ольви решила, что это обычный кабак для низших рас. Здесь играли музыканты – что-то шумное и залихватское; официанты – гибены и кираны – с подносами сновали между столиками. Но за каждым столиком вместе с мужчинами была женщина или девушка, одна или несколько: в основном молодые и стройные гибенки, но киранки тоже попадались. Почти все были пьяны, а одеты так бесстыдно, что Ольви бросило в жар. В пристанище поэтов и художников девушки тоже одевались экстравагантно, но там это было изящно, иронично, изысканно, а здесь… Ольви невольно обхватила себя за плечи: хорошо, что она в плаще с капюшоном и маске…