– Отец хочет подарить тебе вот этот кинжал. Не думай, что это мелочь! В молодости я этим кинжалом заколол не меньше пятидесяти диких волков и потому назвал его «нож, отсекающий волчьи головы». Дарю его тебе для самозащиты, приручай мужчин с его помощью! Когда речь идет о покорении мужчин, нежность – основное женское оружие, но твердость ровно так же важна. Что ж, давай покамест переименуем его в «нож, отсекающий мужские[33] головы»!

Мужун Синь вынул из колчана для стрел кинжал, рукоять которого была инкрустирована драгоценными камнями. Он надеялся, что его дочь действительно будет поступать так, как говорит, и станет выдающейся женщиной своего времени, ни в чем не уступающей мужчинам. Главное, чтобы она ни в коем случае не повторила судьбу старшей сестры Мужун Цзятань[34], которая плохо кончила.

Во дворе кто-то из родственников будущего мужа позвал голосом высоким, как морские волны: «Пора начинать!» Время пришло.

Мужун Синь и госпожа Цуй вдвоем встали перед дверьми главного зала. Цзялань сделала шаг во двор, переступила порог и внезапно обернулась. Отец и мать стояли рядом – как редко это бывало! Оба смотрели на нее с надеждой и нетерпением. Цзялань про себя попросила благословения Будды – пускай он поможет батюшке и матушке прожить до старости в любви и согласии.

– Хороший день! Брак Цзялань – это большое событие. Позовите старшую жену Го, пускай поскорее пожарит оленину и подготовит закуски к вину! – Услышав распоряжения, которые отец, желавший поскорее перейти к веселью и выпивке, отдавал свите, Мужун Цзялань грустно вздохнула – батюшка неисправим. Лишь бы он только больше не гневался на матушку.

Тут Цзялань увидела и покрытое пудрой лицо матушки. Она выходит замуж, в доме Мужун остается лишь ее младшая сестра Мужун Цзялянь[35], но она еще совсем малышка. У матушки не будет даже человека, с кем можно было бы по душам поговорить, а у ветреного отца на уме только старшая жена, которая будет с ним ночи напролет предаваться вину и веселью. Прежде их с матушкой любимой забавой было готовить цветочное вино, а потом пускать по воде наполненные чарки, чтобы те плыли, будто маленькие лодочки. А что теперь? Ненавистная госпожа Го отняла и это. Будь Цзялань на месте матушки, она бы тоже возненавидела такого человека.

– Цзялань, доченька! – Она только собиралась сесть на лошадь, как матушка подбежала к ней.

– Матушка! – Цзялань распахнула объятия и крепко прижалась к матери, слезы ручьем полились из ее глаз.

– Пусть твой отец всласть повеселится, боюсь, немного ему осталось счастливых дней, – Цуй Минчжу злорадно прошептала проклятия на ухо дочери.

– Матушка, что вы? – пораженная, Цзялань резко оттолкнула ее. Неужели в трудную минуту мать бросит отца? Неужели в семье начнется смертельная вражда?

Вдруг откуда ни возьмись прилетела стайка неизвестных черных птиц, множеством голосов разнеслись их горестные крики. Птицы покружились пару раз над двором усадьбы и вдруг бесследно исчезли, скрывшись в облаках.

– Даже чудо-птицы явились к нам на праздник, какая радость! – Из покоев старшей матушки госпожи Го донесся громкий и радостный смех отца. Матушка вся задрожала от злобы, и Цзялань подхватила ее под руку, не зная, как утешить.

– Госпожа, вы уже полдня на ногах, пойдемте в покои – отдохнете. Только сделали миндальное молоко, надо пить, пока горячее, – вперед с поклоном выступила Амань. Она все понимала и в нужный момент подоспела, чтобы успокоить досаду Цуй Минчжу.

– Цзялань, доченька, твой отец сказал, то были чудо-птицы, а ты как думаешь? – Лицо матушки вспыхнуло, она будто не заметила руку помощи, протянутую ей Амань.